Книга Сонька. Продолжение легенды, страница 18 – Виктор Мережко

Табба, чувствуя дрожь в ногах, опустилась на стул, увидела свое отражение в одном из зеркал, поправила волосы.

Рокотов вскоре вышел в гостиную, рассеянный и чем-то озадаченный, взял с кресла пальто, вскользь бросил девушке:

— Буквально несколько минут, — и закрыл за собой дверь.

Актриса неуверенными шагами приблизилась к огромному, во всю стену, зеркалу, стала рассматривать свое лицо, красное, в пятнах. Чему-то усмехнулась, вернулась и села на стул.

Рокотов не возвращался.

Табба заглянула во все комнаты, осталась довольна увиденным, подошла к окну и стала бесцельно смотреть на подъезжающие и отбывающие экипажи.

Неожиданно в дверях послышался какой-то звук, Табба быстро направилась к своему стулу, и в это время в номер в сопровождении администратора вошел пан Тобольский.

Увидев в номере приподнявшуюся со стула актрису, он от неожиданности замер.

— А вас, сударь, оказывается, здесь ждет приятная дама, — усмехнулся администратор.

— Ступай, — бросил ему пан, положил шляпу на тумбочку, шагнул к нежданной гостье. — Какими судьбами?

Она, справившись с растерянностью, вполне достойно ответила:

— Меня пригласили.

— Кто?

— Почему я должна перед вами отчитываться?

— Но это мой номер, мадемуазель.

От такого сообщения Табба на миг растерялась.

— Ваш?..

— Да, из моего кармана вытащили гостиничную визитку. А вообще-то номер мой.

— Мне известно, что это ваш номер, — вдруг нашлась артистка. — Вы не ждали визита?

— Если честно, нет. Но мне более чем приятно видеть вас здесь. — Тобольский кивнул на стул. — Присаживайтесь… Велите что-нибудь принести?

— Нет, спасибо. Мне скоро в театр.

Табба опустилась на стул, мужчина сел напротив.

— Как вы попали в номер?

— Мне помог мой знакомый.

— Кто же?

— Вам важно знать, кто мне открыл номер или по какой причине я здесь? — Девушка отчаянно искала выход из ситуации.

Поляк снисходительно улыбнулся.

— Пожалуй, второе.

Табба вновь замялась.

— Вы помните свой визит в театр?

— Конечно.

— Вы интересовались некоей мадам Блювштейн.

— Да, я ищу ее.

— Ваш визит был в высшей степени бестактен.

— В чем же?

— Вы могли серьезно подорвать мою репутацию в театре.

— Если это так, прошу меня простить. — Тобольский приложил руку к груди.

Актриса посмотрела на пана в упор.

— Вам известно, что мадам Блювштейн воровка?

— Да, мы вместе были на Сахалине.

— Вы тоже вор? — подняла брови Табба.

— Нет. Там была другая история, — ушел от ответа мужчина. — Значит, вы приехали в отель предупредить, чтобы я больше не переступал порог театра?

— Именно так.

— Всего лишь?

— Вам этого недостаточно?

— Пожалуй, достаточно, — усмехнулся Тобольский. — Жаль только, что я вынудил вас коротать здесь время в одиночестве. — Он развел руками. — Но в этом моей вины нет.

— В этом нет и моей вины, — ответила девушка и поднялась. — Благодарю, что постарались понять меня.

— Да, я вас понял, — склонил голову пан. — Может, спустимся в ресторан?

— Нет, я и без того опаздываю.

— Дай бог, мы еще встретимся.

— Не думаю.

— Мир тесен, госпожа Бессмертная.

— Да, именно Бессмертная, а не Блювштейн! — подтвердила Табба и с гордо запрокинутой головой покинула номер.

Был поздний час, и церковь была пуста. Батюшка ждал Таббу.

Она пересекла большой, сверкающий позолотой и редкими огоньками свечей зал, подошла к священнику. Он молча протянул ей руку, она приложилась к ладони, смиренно опустила голову.

Молчала Табба, молчал батюшка.

— Говори, — произнес наконец он.

— Не знаю, с чего начать.

— Начинай с больного.

Она подняла большие красивые глаза.

— Во мне поселился черный дух.

— Мужчина?

— Мужчина. Он едва не ввел меня в грех.

— Он пытался овладеть тобой?

— Пытался. Но не это главное. Он едва не толкнул меня на тот путь, от которого я бегу. Путь распутства.

— Это его грех.

— Это мой грех. Я сама пошла за ним.

— Ты его любишь?

— Да.

— Значит, вступай с ним в священный союз.

— Он не сможет. Он болен душой. И меня это манит.

— Юродивый?

— Почти.

— Через юродивых Господь иногда произносит истину.

— Мне не нужна истина. Мне нужен он. Но я боюсь его. Боюсь и не понимаю. Не понимаю речей, не понимаю поступков. Боюсь взгляда, теряю рассудок от прикосновения… Что мне делать, батюшка?

Священник подумал, вздохнул, осенил голову девушки крестом.

— Это не твой господин, милая. Оставь его. Он может испепелить тебя, и ты потеряешь все.

— Умом понимаю, сердцем — нет. Я не в силах забыть о нем.

— Молись, проси у Спасителя защиты, и Он поможет тебе.

Телефон, стоявший в углу на мраморной тумбе, зазвонил резко и как-то неожиданно. Сонька и Михелина, обедавшие в просторной столовой, переглянулись, и мать махнула Слону, выглянувшей из кухни.

— Возьми.

Та, переваливаясь могучими бедрами, подплыла к аппарату, зычным голосом произнесла:

— Вас слушают… — Удивленно вытаращила глаза, посмотрела на хозяев, переспросила: — Кого желаете?.. Какую еще Анну?.. Извините, здесь нету таких.

Хотела было повесить трубку, но тут с места сорвалась Михелина.

— Не вешай трубку!

— Так ведь Анну просят!

— Слон, ты дура…

Девушка выхватила из рук горничной трубку, приложила к уху.

— Анна слушает… — И с улыбкой объяснила: — Это новая горничная, не привыкла еще.

Слон обиженно поплыла на кухню, под конец повертела пальцем у виска и с силой захлопнула дверь. Из столовой вновь послышалось приглушенное «Боже, царя храни…».

Сонька напряженно слушала разговор дочери.

— Кто это? — щебетала та. — Настенька?.. Дочь князя? Никак не ожидала, здравствуйте. Рада вас слышать… А как удалось узнать мой номер?.. У папеньки подсмотрели? Кланяйтесь ему. Нет, что вы?! Очень рада. В гости?.. Когда?.. Завтра? Вполне возможно. У вас праздник или просто так? Хорошо, я подумаю и непременно позвоню. Всего вам доброго.