Книга Сонька. Конец легенды, страница 103 – Виктор Мережко

«Жених», по обыкновению, был весел и суетлив, под носом топорщились короткие усики, на плотной фигуре довольно элегантно сидел кремовый костюм.

За прошедшие годы Груня сильно сдала, была жевана и седовласа, на голове ее нелепо держалась шляпа с пером, во рту проблескивали металлические зубы.

К вошедшим подошел метрдотель, о чем-то спросил их и повел к столику в центре зала.

Воровка поставила бокал на стол и дала знак Михелине вернуться на место.

Дочка уловила в жесте матери что-то нехорошее, бросила короткую фразу отцу, они выполнили еще несколько па и под аплодисменты отдыхающих вернулись к столу.

— Чего, Сонь? — бросила Михелина, усаживаясь на стул.

Михель тоже занял свое место, посмотрел на встревоженную воровку:

— Кого-нибудь заатасила?

— Будем делать ноги, — сказала Сонька.

— А пожрать?

— Боюсь, как бы не пришлось жрать в участке!

— Мам, можешь по-людски? — раздраженно спросила Михелина.

— Глянь на тех двоих за круглым столом, — кивнула воровка в сторону «жениха» и Груни.

— Которых?

— Мужик и баба. Он мордатый… в кремовом костюме, смеется.

— Вижу.

— А баба слушает его и шарит глазами по залу.

— Ну, вижу. А кто они?

— Мужика не знаю, а баба… мы с ней вместе припухали в прошлую ходку на Сахалине… Груня Гудзенко. Подставила меня на приисках.

— Так это когда было! — удивился Михель, бросив взгляд на Груню. — Ну и пусть себе.

— Высматривает, — тихо произнесла Сонька. — Нехорошо высматривает. Будто кого-то зажухать хочет… Лучше уйдем от беды.

— Сонь, ты чего? В кои веки сели по-людски — и опять драпать. Дай хоть в рот какую еду бросить — зубы обновить!

— В полиции обновят!

Михелина отвела взгляд от господина, от ужаса даже приложила ладонь ко рту.

— Я узнала его!

— Кого? — не сразу поняла Сонька.

— Мужика, который с бабой!.. Это ж твой ялтинский «жених»!

— Какой еще жених? — нахмурился Михель, перестав жевать.

— Сонин.

Михель ничего не понимал.

— Который?

— Который с бабой.

— А почему — жених?

— Потом объясню! — огрызнулась Сонька и стала внимательно наблюдать за вертлявым мужиком. — С чего ты взяла, что это он?

— По виду мужичок жуковатый, — заметил Михель, тоже глядя на «жениха». — Глухаря нюхает вовсю.

— Нет, не похож, — покрутила головой Сонька.

— Ну ты чего, Сонь?! — прошептала дочка. — Усы только отлепи — и копия!

— Да, это он! — согласилась наконец Сонька, по-прежнему не сводя с пары глаз.

— Сонь, объясни, — попросил негромко Михель. — Кто это?

— Шпик.

— А почему он с этой биксой?

— Подойди спроси, — сострила Михелина.

Михель тут же попытался встать. Сонька рассмеялась:

— Ты все-таки штуцер, Михель.

Тот сжал кулаки:

— Я ведь могу обидеться!

— Пап… — Миха снисходительно посмотрела на него. — Это Соня любя. Не обижайся.

— Они смотрят на нас! — тихо сказала Сонька.

Действительно, пара уставилась на них. Груня что-то коротко сказала «жениху», тот согласно кивнул.

— Будем уходить? — спросила Михелина, глядя на мать.

— Не сразу. Посидим еще.

— Вы уходите, а я прикрою, — предложил Михель. — Они меня не знают.

— Не дергайся же! — выдохнула Сонька. — Нас они тоже не знают. А рванем, от хвоста черта с два отделаемся.

Михель посидел какое-то время в раздумье, затем сверкнул улыбкой, хлопнул в ладони.

— Значит, что? Пить и жрать? — и махнул официанту. — Давай, халдей, крутись!

Тот сначала налил всем вина, затем разложил по тарелкам закуску и удалился.

Каждый взял свой бокал, чокнулись.

— Много не пей, — сказала Сонька мужу.

— Я знаешь сколько лет не пил?

— Тем более. Захмелеешь, а это совсем ни к чему.

Михель поднес бокал к губам, вдохнул аромат:

— Один бокал, ладно?

— Поставь.

— Пап, выпьешь потом, — вмешалась Миха. — Сейчас лучше не надо.

— Бо-кал! — по слогам ответил тот. — Один бокал! — и стал медленно, прикрыв от удовольствия глаза, опорожнять его. Выпил до донышка, счастливо посмотрел на своих женщин. — Если есть счастье в жизни, то оно было только что.

Сонька отодвинула от него пустой бокал:

— Счастье не любит, когда его много.

Михелина зацепила вилочкой крабовый салат, поднесла ко рту, с подчеркнутой улыбкой заметила:

— Они все время смотрят на нас.

— Пусть смотрят, — ответила Сонька, тоже пригубив вино.

— А если свистнут полицию?

— С какого пня? — удивился Михель, явно хмелея.

— Они узнали нас.

— Пусть докажут!

— Докажут, — усмехнулась Сонька. — Мы без документов.

— Ну и чего делать?

— Обедать.

Неожиданно Груня поднялась, улыбнулась «жениху» и не спеша направилась к их столику.

— Идет к нам, — прошептала Миха.

— Спокойно, — произнесла Сонька и спокойно стала резать ножом мясо.

— Я ее зашибу! — также тихо произнес Михель.

— Спокойно, сказала!

Гудзенко подошла к ним, мило улыбнулась.

— Здравствуйте, — и обратилась к Соньке: — Я не обозналась? Вы — Соня?

Та подняла на нее удивленные глаза, произнесла на крайне плохом русском:

— Вы что-то хотите?.. Я не очень понимаю по-русски.

— Вы — Соня, — повторила воровка. — Я вас узнала. Сонька Золотая Ручка.

— Что эта женщина хочет от тебя, мама? — по-французски спросила Миха.

— Она говорит какую-то чушь, и я ничего не могу понять. — Сонька повернулась к воровке, на плохом русском объяснила: — Извините, мадам… Вы, видимо, обознались.

— Нет, не обозналась! — Та не уходила, продолжала настырно улыбаться. — Я ж тебя хорошо помню, Соня. Еще с Сахалина! Когда золотишко мыли. Помнишь?

От своего столика за происходящим внимательно наблюдал «жених».

— Мама, — вмешалась на французском Михелина, — попроси эту даму дать нам возможность нормально пообедать!.. Что за идиотские манеры?