Книга Будни рэкетиров, страница 78 – Ярослав Зуев

Вася зажмурился, полагая, что ноги принадлежат палачу, а, следовательно, настал его смертный час.

«А босиком, поистине, чтобы шуму не делать. И не оставить следов».

– Васька? Кто тебя так?! – спросил перепуганный голос Ивана Митрофановича Растопиро. Кроме испуга, в голосе кавторанга слышалось еще нечто, но Бонасюку было не оттенков.

Покидая гостеприимный кров Бонасюков в январе, Иван Митрофанович прихватил комплект запасных ключей от двери. Совершенно нечаянно получилось. Размолвки супругов он не застал, уехав в первых числах месяца. Бонасюк тогда решил не откровенничать. Наплел нечто туманное:

– Поехала, поистине, к маме… Мама у нее в селе заболела. При смерти… Того и гляди, помрет.

– А ты чего не с женой? – прищурился Иван Митрофанович.

– Нужна мне, по честному, та теща? Глаза бы ее не видели.

– Смотри, Васек, – предупредил на прощание кавторанг. – Молодую жену далеко от себя отпускать, себе дороже. Тем более, в наши годы. Потом не поймаешь. – Тут кузен попал не в бровь, а в глаз. Васю от такой прозорливости передернуло.

Поскольку дома Ивану Митрофановичу не сиделось, в марте он опять засобирался в дорогу. Город металлургов казался погруженным в долгую зимнюю спячку. Заводы больше стояли, чем трудились, транспорт работал с перебоями. В крупном индустриальном центре гораздо ощутимей чувствовался глубокий экономический кризис, поразивший отечественную экономику. В столице было повеселее. И денег побольше, и фонарей на улицах погуще.

Кроме того, Иван Митрофанович запал на Кристину. Зеленоглазая кузина будоражила воображение Растопиро, не отягощенное никакими другими мыслями. Стоило только подумать о ней, как он скидывал лет пятнадцать, вновь чувствуя себя юным гардемарином. [76]

«Ох, и хороша сестрица. И ведь дала почти… Значит, перспективы имеются, – успокаивал себя Иван Митрофанович, усаживаясь в киевский поезд. Бывали времена, когда он отправлялся под «Прощание славянки», но, в этот раз обошлись без марша.

Выйдя из здания железнодорожного вокзала столицы, и в грубой форме отклонив зазывания оккупировавших площадь «грачей»: «знаю я вашу блядскую мафию, полквартала проедешь, десять баксов давай», Иван Митрофанович нырнул в метро. В половине первого дня Иван Митрофанович был у цели. Василий Васильевич, к тому времени, томился в камере РОВД. Потренькав, для приличия в дверь, Растопиро отпер ее своим ключом.

«Вот и порядок», – сказал кавторанг, опуская на пол тяжелую дорожную сумку. Извлек водку, и поставил охлаждаться в холодильник.

«Даст Бог, Васек на работе застрянет, а Кристина вот-вот объявится. Авось, соскучилась, за родственником. Бабье сердце переменчивое…» — Ободренный такими мыслями, кавторанг полез под душ.

– С легким паром, Ваня, – говорил он, вываливаясь из ванной через час. Перебравшись в гостиную, Иван Митрофанович включил телевизор и приготовился ждать хозяев. Но, ни к обеду, ни к ужину никто из супругов не объявился. Телефон упорно молчал. Голод погнал Ивана Митрофановича на кухню. Он проштудировал холодильник, но тот был пуст, как ракушка из серванта, у которой внутри только лак и пыль. Кавторанг один за другим вывернул наизнанку кухонные шкафчики. Результат оказался тем же.

«Что-то непохоже на Кристину, – подумал кавторанг Растопиро. Иногда он бывал чрезвычайно наблюдателен. – Как бы не уехали они куда…»

Послонявшись без толку по квартире, Иван Митрофанович взялся за изучение полок большой румынской стенки в гостиной. Читать Растопиро не любил, да и с книгами у Бонасюков было не густо. Полки занимали всевозможные безделушки, свезенные Кристиной отовсюду, где ей только посчастливилось побывать, да фужерами самых разнообразных калибров.

– И это называется ракушками?! – презрительно фыркнул Иван Митрофанович, наскоро пробежавшись по собранной госпожой Бонасюк коллекции. – Тьфу!

На прикроватной тумбе стояла цветная фотография в латунной рамке. Не «кодаковская», а из тех цветных, что делались исключительно в ателье, на фоне обязательных сине-красных гардин.

«Свадебная», – догадался Иван Митрофанович, сдувая со снимка пыль. Василий Васильевич на фотографии выглядел немного худее и значительно моложе. Старомодный (по нынешним временам) вельветовый костюм песочного цвета сидел на нем как на пугале. Зато Кристина искупала все. В задорной шляпке, отороченной изящной вуалью, и платье с длинной белоснежной фатой она казалась бесподобной. Глаза блестели с фотобумаги, как живые.

Ох, и девка! – вздохнул кавторанг. – Прихватив фотоснимок, он перекочевал в спальню, где стояла видео-двойка «Сони», еще зимой заставившая его позабыть Десятую заповедь. [77]

– Давно о такой мечтаю, – признался он тогда Бонасюку, – так разве на жалованье отставного моряка такую роскошь позволишь?

В ответ Бонасюк промямлил нечто невразумительное.

В спальне он обратил внимание на битком набитую видеокассетами этажерку, и принялся вытягивать их, одну за одной, читая вслух названия. В основном попадались кинофильмы американского производства, которые Растопиро уже успел посмотреть. Как и значительная часть отечественных военных советской закваски, Растопиро хронически недолюбливал Америку. Эта абстрактная нелюбовь мирно уживалась с уважением к продукции Голливуда. Вопрос о том, чем доведется довольствоваться, когда традиционно нелюбимая Америка будет наконец стерта с карты, на радость всему «прогрессивному человечеству», Ивану Митрофановичу совершенно не докучал.

– «Смертельное оружие-2», – одними губами бормотал кавторанг, – х-м, ничего фильмец… «Хищник»… видел, «Дрожь земли», б-р, не люблю ужастиков. «Греческая смоковница». Хорошее кино. Плохо, что секса мало. Ни черта толком не показывают. Эротика называется.

Иван Митрофанович вооружился «Смоковницей» и уже собирался вернуться на кровать, когда его внимание привлекла кассета, показавшаяся особенно любопытной. Наклейка на торце отсутствовала, а поперек верхней панели красовалась квадратная этикетка с интригующей надписью «Кристина. 3.03.93».

«Ух ты!» — Иван Митрофанович узнал подчерк Вась-Вася. Предчувствуя удачу, кавторанг уселся в кресло и запустил магнитофон с пульта. В следующую секунду он был с лихвой вознагражден за долготерпение и упорство в поисках наугад. С экрана усмехнулась Кристина, и от одной ее улыбки старого моряка бросило в жар. Кристина стояла на краю бассейна и, держась за никелированный поручень, грациозно сбрасывала одежду. Она как раз разобралась с юбкой, и похоже, не думала останавливаться. Иван Митрофанович замер в кресле, не в силах оторваться от совершенно завораживающего зрелища.