Онлайн книга «Небеса подождут»
Она держалась свободнее, чем когда он впервые увидел ее в форме официантки ресторана Харви. Джек зашел в дом, посмотрел на ее туфли-лодочки с бантиками и спросил: – Куда ты собралась? Чечетку бить? Глядя ему прямо в глаза, она ответила: – Я бы не возражала. Джек понял: она все равно что позволила ему лечь с собой в постель еще до заката. В доме нашлись виски и домашнее пиво. На ближайшее дерево Нэнси повесила объявление: "Свободных мест нет". На втором этаже у нее было пять комнат, включая ее собственную, и восемь коек для жильцов, но на этой неделе ни одного постояльца не было; она повесила объявление и отправила в отпуск цветную девчонку Женеву, которая убиралась в комнатах и готовила за десять долларов в неделю. Нэнси пообещала известить ее, когда снова будет работа. После ухода Женевы дом оказался в их распоряжении. Джек рассказал Нэнси, чем занимался с тех пор, как они виделись в последний раз: грабил банки, поджег нефтехранилище и управлял борделем. Нэнси жадно слушала его, изумленно хлопая глазами. Она призналась, что и сама хотела бы управлять борделем. Когда она работала официанткой в ресторанчике Харви, ей все время представлялось, будто она служит в тюремной закусочной – если в тюрьмах есть закусочные. Джек сказал: – Тюремную баланду не стал бы жрать даже умирающий с голоду. – Помнишь, какой у меня был кружевной передник? – спросила Нэнси. – Тамошние официантки до сих пор носят такие. Никакой косметики, на форме не должно быть ни единого пятнышка. Не болтать и не флиртовать с посетителями. Старшая официантка – все равно что тюремная охранница. – Ты до сих пор вспоминаешь о ресторане как о тюрьме? А мне нравилась курица по-королевски. – И мужчин к себе водить нельзя было. – Тебе хотелось нарядиться и выйти на волю? Помню, вы с отцом все время перешептывались. – Вы уходили, а мне влетало от начальницы смены. Приходилось украдкой выбираться из общей спальни. – Я помню и твою форму, и пучок на голове. – И обязательные сетки для волос. Но знаешь что? – Нэнси вдруг заулыбалась. – Иногда мне ужасно нравилось быть "девушкой Харви". Нас узнавали на улице, как кинозвезд. Девчонки просили автографы. Она увела Джека на кухню и налила ему пива. В кухне пахло перекипевшим супом из капусты. – Знаешь, чем я все время занимаюсь с тех пор, как познакомилась с Орисом? – спросила Нэнси. – Жду. Четырнадцать лет жду. Жду с тех пор, как мне исполнилось двадцать лет. И я все время одна. Сама с собой. – Почему не бросила его? – Думала, он уйдет от твоей мамы. – Он тебе обещал? – Иногда говорил, что сбежит из особняка на Мэпл-Ридж... с катком на третьем этаже, о который Эмма колотит кукол. – Он и про нее тебе рассказывал? – Он рассказывал мне все. Мне бы давно понять, что он никогда не бросит жену. – Мама у меня серьезная, – кивнул Джек. – Сдается мне, стоит мне показаться дома, и она вытащит пушку из корзинки с вязаньем и прикончит меня. – Все четырнадцать лет, – сказала Нэнси, – я была так одинока! Джек пил пиво и курил сигарету; у него появилась мысль попросить у нее прощения за прошлое, но ненадолго: как появилась, так и ушла. Зачем? Он затушил окурок. – Все кончено, чего ты ждешь? – сказал он Нэнси. – Хочешь работать со мной? – Он увидел, как загорелись ее глаза. – Машину водишь? Быстро ездить умеешь? Я дам тебе десять... нет, двадцать процентов добычи. Что скажешь? Она смотрела на него не отрываясь, потом закурила, два раза затянулась – и смяла окурок в пепельнице. – Я хочу лечь с тобой в постель, – прошептала она. – Прямо сейчас! – Я готов, – ответил Джек. – Значит, хочешь сделаться бандитской подружкой? – А какой у меня должен быть прикид? – Наверное, что-нибудь броское. На следующий день они сидели дома и разговаривали. Нэнси спрашивала его о детстве, Джек отмалчивался. Тогда Нэнси рассказала ему, что выросла на ферме. Ее рассказ был скучным, как и все истории о детстве на фермах. Только ближе к вечеру она выбралась в лавку за кофе и еще за кое-чем. Вернулась с последним номером "Уорлда". Джек отодвинул стакан с виски и пепельницу, раскрыл газету и увидел передовую статью на две колонки: "Маршал, в которого стреляли, звонит предполагаемому убийце". Над статьей красовалась большая фотография Карла Уэбстера – та, на которой он держит кольт. – Смотри-ка, и мое фото есть – помельче, чем его, и с тюремным номером. Правда, для полицейского снимка совсем не плохо. Вот сукин сын! Он ведь знал, что в него стрелял не я! Нэнси перестала складывать продукты в холодильник, повернулась и стала слушать, как Джек читает статью вслух, повторяя: – Вот сукин сын! Джек направился к телефону с газетой. Попросил телефонистку соединить его с Талсой, назвал номер. Поговорив с Карлом, он вернулся за стол, отпил виски, закурил и объяснил Нэнси, как обстоят дела. Рассказал о "резне на Лысой горе" – и не только о том, как управлять публичным домом. Нэнси слушала очень внимательно, вцепившись руками в спинку стула. Он рассказал, как пристрелил семерых идиотов в простынях, о перестрелке внутри дома и, не упомянув о Норме Дилуорте, перешел к тому, как ему удалось ускользнуть в машине Тони и приехать в Канзас-Сити. О Хейди он тоже умолчал. Нэнси слушала с интересом, иногда ахая от ужаса. Она присела за стол. Джек рассказал, как Карл обманом вернул его в Талсу; рассказал о своем намерении застрелить маршала в упор или почти в упор, чтобы не слушать его чушь: "Если мне придется вытащить оружие..." – Что? – спросила она. Он не произнес фразу до конца, чтобы не повторять ее самому. В статье, которую он только что прочел, фразу приводили. Джек переключился на историю о свидании со знаменитым адвокатом и о том, как сбежал из Макалестера в трамвае. Как во второй раз украл машину Тони и бросил ее на задворках гостиницы "Сент-Джеймс", сменив по пути на другую. Нэнси налила им еще выпить; оба закурили. – По телефону он спрашивал, где я. Я ответил: "Ты и представить себе не можешь". А он спросил: "В Сепульпе?" – Господи! – воскликнула Нэнси. – Теперь и я замешана! – Все дело в том, – объяснил Джек, – что они идут по следу украденных машин. Теперь им нужно проверить все машины, которые угнали отсюда; проверить, продолжаю ли я их угонять. Нэнси спросила: – Он знает, что я здесь живу? |