Онлайн книга «Особо опасная статья»
К величайшему изумлению советника, дверь приоткрылась и на пороге возник тот самый, светловолосый, с ямочкой. И он тут же, коротко хрюкнув, полетел внутрь квартиры, оказавшейся, по счастью, без хозяев. – Гражданин следователь, вы будете? – поинтересовался охранник, разминая кисть едва не вывернутой руки. – Что ты мне предлагаешь его, как бабу бродяга? – возмутился Кряжин. Охранник напомнил, что обещал прыгуну два раза, и менять своего решения не намерен. Он правильный пацан и слово свое держит. Вспомнив бледного, измученного Колю, следователь сказал, что осмотрит пока комнаты, и вышел вон. И вошел сразу же, как только услышал звук второго удара. Наручников у него не было, поэтому, вытянув из брюк светловолосого ремень, он «милицейской» петлей одним движением перехлестнул ему руки. Спасатели и Саланцев прибыли почти одновременно. Вбежал в квартиру, пробежал через всю гостиную, не замечая троих людей, расположившихся на диване, и с ходу опустил перед следователем несколько листов бумаги, испещренных мелким шрифтом принтерной распечатки. – Это ответы из Парижа и Ниццы. Я не совсем понимаю, что они сообщают. Какой Осинцев? При чем здесь Осинцев? – Ты ни с кем не хочешь поздороваться? – глубоко затянувшись сигаретным дымом, советник посмотрел в глубь комнаты. Сыщик сопроводил его взгляд, кивнул головой присутствующим и снова поинтересовался у Кряжина, кто такой Осинцев. – С Колей поздоровайся, – велел Кряжин. – Здравствуй, Коля, – сделав ударение на первом слове, сказал старший опер и растерянно посмотрел на следователя. Только тут он повернулся в сторону четы Кайнаковых, сидящей на диване. Между ними сидел мальчуган с огненно-рыжей шевелюрой. – Коля? – уже совсем неприлично тихо повторил Саланцев. – Мама, почему этот слон такой глупый? – терпению третьеклассника, по-видимому, пришел конец. – Не сметь так!.. – вырвалось из Ангелины Викторовны, но она тут же взяла себя в руки и прижала голову сына к груди. – Это наши самые дорогие слоны… Самые лучшие в мире… Саланцев расстроился. Пока он ездил с бумажками туда-сюда, все уже случилось. – Ты молодец, Андрей Андреевич, – негромко, чтобы это касалось их одних, пробормотал Кряжин. Он уже успел просмотреть «бумажки» и понять их смысл. – Ты просто не представляешь, что сделал. – А что я сделал? Я ничего не делал. Поработал за курьера между Генпрокурором и его подчиненным. – Ты привез мне последние ответы на мои последние вопросы. Владимира Емельяновича Осинцева доставили в Москву через двое суток после описанных событий. Но до того, как самолет с ним на борту опустился на посадочную полосу международного аэропорта Шереметьево-2, он совершил еще один полет. Из Страсбурга он прибыл рейсом до Франкфурта, и на самом выходе из терминала к нему подошли двое крепких молодых людей, предъявили удостоверения сотрудников Международной полиции и попросили сесть в ожидающий их автомобиль «Мерседес». Владимир Емельянович тут же предъявил удостоверение помощника представителя в Европейском суде, однако должного впечатления этот документ на молодых людей не произвел. Напротив, они согласились с тем, что личность Осинцева ими проверена и удостоверена. Разговаривали господа, как и следовало ожидать, по-немецки. – Тогда в чем дело? – возмутился Осинцев тоже по-немецки. – Я обладаю статусом неприкосновенности! – Sehr schon, [48] – согласился с этим один из них. – Вы не понимаете! – Осинцев, полагая, что становится участником беспрецедентного недоразумения, попробовал уточнить: – Я представитель Европейского суда! – Auch gut, [49] – невозмутимо сказал второй, и сразу после этого оба стали похожи на двух вокзальных московских мусоров. «Мерседес» подъехал, один из «интерполовцев» положил руку на его затылок и довольно бесцеремонно склонил под крышу респектабельного авто. Следующий рейс до Москвы вылетал из Франкфурта через сорок минут, и все это время помощнику представителя пришлось пробыть в компании этих немногословных ребят. Рейс объявили, и в комнату для ожидания VIP-пассажиров вошли еще двое. И эти четверо стали вести себя так, словно все между ними оговорено заранее. Или так оно и было на самом деле? – Bonjour, messieurs! [50] – сказал один из вошедших и тут же вручил «немцу» узкий конверт. Тот вынул лист с угловым штампом, проверил печать и только после этого прочел текст. Потом сложил его втрое, и убрал во внутренний карман пиджака. Кивнул вошедшим: «C'est tout ce que je desire savoir», [51] и оба вышли. Один из новых сопровождающих посмотрел на часы, сверился с ними и Осинцев. До рейса, отправления которого он не ждал, но боялся больше всего – до Москвы, – оставалось чуть более пяти минут. – Je voudrais voir le Russen consul, [52] – понимая, что собеседование не получается, твердо заявил помощник представителя. Но те встали, и старший из них жестом руки пригласил Осинцева следовать за ними. – Je vous demande un peu?! [53] – сорвался на полукрик Осинцев. – Ne perdons point temps. [54] – И жест повторился. Уже в самолете Владимир Емельянович услышал, как один из его спутников, отойдя к отделению стюардесс, на чистом русском языке произнес: – Мы втроем займем места в вашем салоне, в самом конце, справа. Самолет полупуст, а потому я прошу вас рассадить пассажиров так, чтобы ни слева, ни впереди нас никого не было. – Конечно, – ответила стюардесса. – Вы русские? – безразлично поинтересовался Осинцев, когда самолет, чуть подрагивая огромными крыльями, стал набирать высоту. – Конечно, – отложив на секунду в сторону прошлогодний журнал, ответил тот, что старше. – И мы летим на родину. Вы что-нибудь выпьете? Осинцев смотрел на него немигающим взглядом долго, сжимал подлокотники сидений и неслышно скрежетал по ним ногтями. – Allez vous… [55] – Грубо, – совершенно не обидевшись, заметил сосед и снова уткнулся в журнал. И сейчас перед Осинцевым сидел мужчина с едва заметной сединой на висках, чей пиджак пятьдесят шестого размера был ему впору, а то помещение, где они находились, не способствовало тому, чтобы разговор велся на равных. |