Книга Тихое вторжение, страница 33 – Дмитрий Володихин

Терех снимал трупьё один, за образцами не полез. «Черный быкун» – мутант хорошо известный. Страшен чудовищной силой таранного удара, который он может нанести с разгону лбом. Небольшой грузовик переворачивается кверху колесами от такого удара. «Быкун» – тупой, агрессивный, требует много свинца. Но более или менее хладнокровный стрелок легко уложит его. «Черный быкун» представляет собой проблему только для тех, у кого ограничен боезапас.

У ребят, которые положили тут целую отару «быкунов», такой проблемы не было. Правильно меня учили когда-то, в сталкерском младенчестве: самый опасный мутант в Зоне – небритый мужик с Калашником.

А для меня зарубка на будущее: в дисках Михайлова этой твари нет, как и «красавки». Надо будет пополнить реестры.

Когда миновали «Проспект Вернадского», померещилась мне какая-то дрянь. Словно свет какой-то впереди. Следующая станция – наша, «Университет». Но там же никого нет, там разгромленный сталкерский бар, трупы. Или кто-то уже заселил территорию?

Да нет, чудится. До «Университета» здесь два с половиной километра. Что бы я увидел, если бы и…

– Командир, гля, светится будто… чо-то…

Ну да, прав Тощий, не мерещится мне.

Свет странный, мерцающий, неровный. То сильнее, то слабее. И неоткуда тут взяться электричеству. Какая-то группа впереди нас?

– Всем! Погасить фонари. Никому не двигаться.

В полной тишине я вслушиваюсь. Ни голосов, ни шагов, чье гулкое эхо разносится невесть как далеко… Нет. Никаких людей.

Лучше бы вернуться на «Проспект Вернадского». Лучше бы сюда не переть буром. Чую: опять на какую-нибудь редкую дрянь напоремся, вроде «красавки». А чуйки в Зоне надо слушаться. Она, может, где-то и ошибется, а где-то жизнь тебе спасет. Но до «Университета» тут – по кратчайшей – копейки. Вылезем наверх, опасностей будет больше.

– Двигаемся медленно. Не разговариваем. Не шумим.

И даю самый тихий ход.

Еще полста шагов. Еще десяток-другой…

Да, вот оно, холодное голубоватое сияние. Очень знакомое еще по старой Зоне. Гляжу на детектор. Он хоть и с запозданием, а все же сообщает мне: «Впереди аномалия неизвестного типа. Дистанция семь метров».

Останавливаюсь.

Нет, ребята, дерьмо нам втюхали на эмвэдэшном арсенале. Какая живучая привычка – втюхивать дерьмо, зная, что люди могут жизни свои положить! Детектор набит сведениями только о тех аномалиях, которые открыты здесь. Можно сказать, московскими аномалиями-эндемиками. А ведь тут встречаются, хотя и не очень часто, самые древние, почти исчезнувшие в старой Зоне вещи. Убийственно опасные, само собой.

Вон она, вдалеке, видимая часть исключительно редкой пакости под названием «Ведьмин студень». Он же «коллоидный газ». Одновременно артефакт и аномалия. Стоимость двести тысяч евро за один грамм. Список людей, принявших смерть или страшно искалечившихся в погоне за богатыми премиальными, тянется на многие сотни имен. «Ведьмин студень» любит гробить сталкеров…

Красивая штука – фумарола с «Ведьминым студнем». Прикиньте, ребята: словно кто-то сготовил целое ведро холодца, а то и пять ведер – это на какую фумаролу нарвешься – но холодец вышел странный. Во-первых, ярко-голубой, во-вторых, светящийся, в-третьих, там, где находится самый центр фумаролы, неведомая сила подбрасывает в воздух большие сгустки необычного вещества. Размером они бывают от дождевой капли до детского кулачка. Взлетают на метр-полтора над общим уровнем «холодца», а потом шлепаются назад, вызывая всеобщее колыхание.

Но это – видимая часть. А невидимая растеклась вокруг фумаролы огромными, двух и трехлитровыми прозрачными каплями, именно от них меня отделяет всего-то десяток шагов. Они не светятся. Они похожи на ртуть и еще напоминают воду, оказавшуюся на навощенной поверхности. Ближе к фумароле они сливаются воедино. Всё, что касается этих капель и, тем более, голубоватого «холодца» в сердцевине аномалии, постепенно теряет внутреннюю структуру. Было человеком – стало резиной. Было резиной – стало желе. Было желе – стало кашей.

Дистанция от меня до лепешки сияющего желе, весело подкидывающего в воздух аппетитные ломтики, составляет шагов тридцать. Никогда в жизни не подбирался я так близко к «Ведьминому студню». И лучше бы сейчас мне оказаться подальше от приятного на вид «десерта».

Одно хорошо, на движение «Ведьмин студень» не реагирует. Так же, как и «Рой»: не сунешься – не поплатишься. По отношению к этой «радости» существует только одно правило безопасности, всегда и неизменно срабатывающее: не приближаться.

Чтобы добыть хоть малую частичку «Ведьмина студня», требуется одно из двух. Либо самоубийца, работающий с тобой в паре, – он сунется в аномалию, вылезет инвалидом или просто сейчас же издохнет, зато передаст тебе контейнер, а кто-то другой получит за его сумасшествие положенные деньги. Либо чудовищно дорогая техника, и есть ли такая даже в ЦАЯ, не знаю.

А чтобы остановить «Ведьмин студень», нужна уже не чудовищно, а умопомрачительно дорогая техника. Мне даже порядок цен сложно представить себе. Никакой материал не способен удержать его слишком долго. Притом «студенёк» живет циклами – то активизируется, то «спит». В активной фазе – а у него сейчас активная – он может протечь любой небоскреб насквозь, от крыши до подвалов. Здесь, под метротоннелем, он уже слопал, наверное, фундамент и почву метров на сто в глубину. Мы до сих пор не знаем, по какой причине возникают фумаролы «студня». И нам бесконечно повезло, что они, во-первых, появляются только в Зоне – за пределами Зоны «Ведьмин студень» живет не более трех суток, и, во-вторых, что «Ведьмин студень» по столь же непонятным науке причинам никогда не распространяется бесконечно. Нарыв его растет, растет, то активизируясь, то засыпая, а потом каменеет. И всё. Больше – никакой активности и никакой угрозы.

– Чо это? – спрашивает Тощий.

– Стоять и не двигаться. Терех, Нина, сюда. Снимайте.

Они идут ко мне, очарованные ледяным сиянием. Рукой я останавливаю обоих.

– Вперед ни-ни. Очень опасно. Маршрут от «Проспекта Вернадского» до «Университета» закрыт. Больше ни одна группа здесь не пройдет. Отметьте и это.

Нина, завороженно глядя на подпрыгивающие кусочки «холодца», произносит:

– Неужели правда… Настоящий «Ведьмин студень»… настоящий! Я так хотела увидеть его хотя бы разок… издалека. Это так… прекрасно… Это удивительно!

– Чо? Эта вот фигня и есть «Ведьмин студень»? Нет, реально?

Изумлению Тощего нет пределов. Нина механически совершает кивок, да, мол, он самый, и Тощий сейчас же делает пару шагов вперед, поближе к злому светящемуся чуду Зоны.

– Цепь! Никому не покидать своих мест!

Толстый со Степаном поднимаются на носки, вертят головами, пытаясь за нашими спинами различить источник света, но ближе не подходят. Всё правильно. А Тощего словно какая-то сумасшедшая сила неостановимо тянет вперед. Он делает еще шажок вперед, еще и еще. Вот же упырь невнятный!