Онлайн книга «Тихое вторжение»
|
Неожиданно бетон обваливается прямо мне на голову. Шипя от боли, я вцепляюсь в скобу обеими руками. Из открывшейся в потолке бреши на меня смотрит Дмитрий Дмитриевич Михайлов. Мой босс в течение двух последних лет. Во взгляде его – досада. – Я так и думал, – спокойно произносит он. Поворачивается к тощей сердитой тетке в медицинском халате и добавляет: – Простите, пожалуйста, но не пойти ли вам отсюда на хер? Тем более, что как раз надо позвать лечащего врача… Еще раз извините. Он протягивает мне руку и мощным рывком втаскивает к себе… куда-то к себе… не пойми куда. Я лежу на скрипучей проволочной койке, подо мной – вонючий матрас. На мне – жиденькое казенное одеяло. Михайлов сидит у изножья, качая головой. – Я уж думал, вы не вернетесь, Тим. И пожимает мне руку. Мышцы мои – будто из ваты. – Сколь… – хочу я задать вопрос, но в горле скопилась какая-то дрянь и, прежде чем говорить, надо как следует проперхаться. Впрочем, Дмитрий Дмитриевич понял меня отлично. – Четыре месяца там. Еще семь месяцев здесь. Нечто, напоминающее кому, но кома ли это на самом деле, я сказать вам не могу. Если требуется точный ответ, что ж, спросите Зону. Авось ответит. Крепко она вцепилась в вас и не хотела отпускать… Осматриваюсь. Самый паршивый вариант больницы, какой я только мог себе представить. Над моей койкой, вторым ярусом, нависает вторая. Проволочная сетка ничуть не мешает мне разглядеть огромное пятно от мочи, протекшей сквозь матрас. Справа от меня, слева, спереди и сзади – койки, койки, койки, койки, поставленные рядами. Старые, армейского вида тумбочки у каждого изголовья. Узкие проходы. В воздухе – чудовищная смесь запахов: пищеблок в стиле low-middle, давно не мытое тело, не успевший добраться до унитаза вторичный продукт, ядрёные химикаты для помывки полов. Вялые разговоры, бряканье каких-то лечебных железок, пердёж «овощей». – Чем вы меня извлекли… из… из забытья? – Это? – Он поднимает руку с маленьким шприцем. – Производится в Канаде, стоит примерно четыре ваших годовых оклада, Тим, и называется так длинно, что моя гуманитарная память не способна воспроизвести все коленца. Еще производится на окраине подмосковного города Подольск, сто́ит примерно один ваш годовой оклад, содержит ингредиенты от четырех артефактов и называется «Мозгожарка». Я удовлетворил ваше любопытство? Просеките, ребята, хороший лектор, он и в любой вонючей дыре – хороший лектор. Тут в ближайшем проходе показывается процессия. Я вижу только ноги: щепки, обтянутые белесыми колготками в халатчатом обрамлении; тумбы в форменных бриджах; нечто довольно аккуратное в темных брюках с наутюженной стрелкой плюс опять же докторский халат. Остальное закрыто вторым ярусом коек. Издалека доносится раздраженный говорок всё той же вредной медсестры: я ему запретила… еще ругается… бессовестный… Михайлов потирает лоб. У него до смерти усталый вид. Он всегда был щеголем, любил хорошие костюмы, модные галстуки, безупречно сверкающие туфли. Обращал внимание на парфюм. Среди моих знакомых один-единственный человек продолжает носить запонки, и это именно он. И еще трость. И коричневую испанскую шляпу из мягкого материала. И часы на цепочке – механику, конечно же изготовленную лет сто назад. А сейчас… сейчас он без галстука, без трости, в мятой рубашке, мятом костюме… белки глаз исчерчены красными «жилками», щеки одряблели. Кажется, морщин на лбу добавилось. Вздыхает. – К нам приближается потеря времени. Говорила мне бабушка: «Не плюй в колодец – сам в него попадешь!» Зачем я всегда так ругал наши больницы? Та самая медсестра. Охранник… то есть, охранница. Тумбы, коммод, брыли, бейсболка. Руки в боки. Электрошокер. С ними – молоденький доктор. Такое же, как и у Михайлова, усталое лицо. Красные глаза. Медсестра бренчит и бренчит. Присутствие Михайлова стимулирует ее перейти на повышенные тона. Охранница прерывает медсестру решительным жестом и обращается к врачу: – Што? Убрать это отсюда? – тройным подбородком указывает на Михайлова. Доктор потирает лоб точь-в-точь таким же движением, как это сделал Михайлов полминуты назад. Усталые люди похожи друг на друга… – Подождите. Смотрит на меня. Удивляется. Подходит ближе, тискает мне лицо ладонями, оттягивает веки, заставляет открыть рот и высунуть язык. Потом щупает пульс. – Хм, – глубокомысленно сообщает он. – Вот и я говорю, гнать отседа таких вот прохиндеев! Никакой дисциплины! Никакой культуры поведения! Доктор поворачивается к ней и говорит: – Если понадобится ваша помощь, я позову. – А с этим-то как? – Разве я не ясно выразился? Кудахча себе под нос какие-то недовольности, медсестра отчаливает. Доктор обращается к Михайлову: – Чем? – Мозгожарка. – Мытищи? – Подольск. – Сын? – Сотрудник. – Когда заберете? – Дайте хотя бы трое суток. Ему надо восстановиться. – Двое. – Доктор… – Что – доктор? Сами видите, как тут у нас. Двое суток. И, повернув голову к охраннице: – Всё нормально. – У меня правила режима! – Через пять минут наш гость покинет палату. А сейчас идите, нам есть о чем поговорить. – Пять минут! – грозно напоминает охранница. – Нда-да. Когда она уходит, я вспоминаю об одном крайне неприятном обстоятельстве. На сколько же я проворонил казенного барахла?.. Оружие, камера… – Простите, Дмитрий Дмитриевич, но из Зоны меня эвакуировали голеньким. Ни камеры, ни дисков с собранной информацией, ни амуниции моей… – он машет рукой, мол, понимаю, мол, не воротишь, и ладно. Но я продолжаю: – Однако не всё потеряно. Часть оборудования можно извлечь из тайника. И часть добытых сведений – там же. Как только я встану на ноги, отправлюсь в Зону и заберу… Слышу смешок доктора. Михайлов отводит взгляд. Ну, колитесь, чего я еще не знаю. Начинает объяснять доктор: – Не до Зоны вам сейчас будет. – Я сталкер! Он опять усмехается: – Молодой человек, вы не поняли. Пси-поле Зоны с вероятностью девяносто пять процентов моментально возьмет вас под контроль, как только вы окажетесь на окраине Зоны. И с вероятностью сто процентов – в течение суток. Вам нельзя в чернобыльскую Зону отчуждения ни при каких обстоятельствах. Это, надеюсь, ясно? Вы были сталкером… и перестали им быть. Впрочем, это только первое обстоятельство… насчет второго… пожалуй, чуть погодя. Когда ваше состояние улучшится. |