Книга Расколотый берег, страница 16 – Питер Темпл

Он вернулся на галерею, подошел к балюстраде, взглянул вниз. Внезапно у него закружилась голова и его потянуло туда, через перила.

— Все, — раздался у него за спиной голос Эрики.

— Нашли, что хотели?

— Нет, ничего, совсем ничего. Да и глупо было думать, будто что-то осталось.

Они вернулись на террасу и сели у стеклянного столика.

— Вы заметили что-нибудь особенное? — спросил Кэшин.

— Нет. Простите, кажется, от меня вам будет мало толку. Я в этом доме нечастый гость.

— Как же так?

Она бросила на него быстрый взгляд:

— Вот так, детектив.

— На ночь все запирали, сигнализацию включали?

— Не знаю. Я уже очень давно не ночевала здесь.

Необходимо было спрашивать дальше.

— А ваш брат, мисс Бургойн…

— Умер.

— Утонул, мне говорили.

— Да, на Тасмании, в девяносто третьем году.

— Пошел поплавать?

Эрика шевельнулась в кресле, скрестила ноги в вельветовых брюках, покачала носком черного лакированного ботика:

— Видимо. Все вещи остались на берегу, а тела так и не нашли.

— Все верно. Итак, во вторник утром вы были здесь.

— Да, была.

— Часто навещаете отчима?

Она потерла ладони:

— Часто? Да нет…

— Не ладите?

Эрика опустила лицо и враз как будто постарела, увяла:

— Мы не очень близки. У нас так принято… Меня так воспитали…

— А зачем вы приезжали?

— Чарльз хотел поговорить со мной.

— Можно подробнее?

— Это уже слишком. Для чего вам?

— Мисс Бургойн, — ответил Кэшин, — я не знаю, что нам еще понадобится. Но если хотите, я так и запишу, что вы отказались отвечать на вопрос. Никаких проблем.

Она грустно повела плечами:

— Хотел поговорить о своих делах.

Кэшин подождал, пока не стало ясно, что больше она не скажет.

— Ладно, пошли дальше. Кто наследники?

Она удивленно подняла глаза:

— Я не знаю. А вы?

— Тоже. О завещании речи никогда не было?

Она усмехнулась:

— Мой отчим не тот человек, который стал бы об этом говорить. Я думаю, он и о смерти никогда всерьез не думал. Это, знаете ли, для низшей расы.

— Допустим, он знал своего убийцу…

— Что значит «допустим»?

— Есть такая версия. Кто мог хотеть его смерти?

— Насколько я знаю, его здесь очень уважали. Но я ведь живу не здесь… уехала давно, еще девчонкой. С тех пор приезжаю только в гости.

Она посмотрела куда-то вдаль. Кэшин тоже взглянул в ту сторону, на посыпанный гравием двор. В «Высотах» ничто не поднимало дух: живая изгородь, полянки, гравий — все было в разных оттенках серого и зеленого. Только сейчас он заметил, что нигде нет ни одного цветка.

— Он все клумбы порушил, — произнесла Эрика, точно угадала его мысли. — А так было красиво…

— И последнее. Вы не знаете, что в жизни вашего отчима или, может быть, в вашей жизни могло стать поводом для случившегося?

— Что, например?

— Что-то, что необходимо знать следствию для раскрытия убийства.

— И что это значит?

— А это значит, что ни в жизни вашего отчима, ни в жизнях его близких больше не остается приватных уголков.

Она выпрямилась и окинула его бесстрастным взглядом:

— Вы хотите сказать, что подозреваете меня?

— Мы подозреваем всех, у кого мог быть мотив.

— А если это кто-то посторонний? — спросила она. — Какой-то незнакомец, который пробрался в дом и напал на него?

Ему захотелось, чтобы в его ответе отозвался ее саркастический тон.

— Вполне возможно. Но, поскольку следов взлома не обнаружено, мы вынуждены рассматривать другие версии.

— Что ж. — Она посмотрела на тонкие серебряные часы. — Мне, кажется, пора. Вы местный полицейский?

— Останусь здесь столько, сколько потребуется.

Это было правдой. Почти во всем, что говорят люди, присутствует некая доля правды.

— Можно узнать, почему вы приехали с телохранителем? — спросил Кэшин.

— Это связано с работой. Так, мера предосторожности. — Эрика поднялась со своего места.

Кэшин тоже встал:

— Вам угрожали?

Эрика протянула ему руку:

— Я же сказала — работа. Это конфиденциально. Всего хорошего.

Они попрощались. Бывший сотрудник ГСН вышел во двор, чтобы взглянуть, как отъезжает патрульная машина. Кэшин в зеркало увидел, как Джейкобс насмешливо помахал ему вслед, сделал пальцами букву «V» и изобразил на лице улыбку крутого парня.

Кэшин сильно газанул и резко рванул с места. Гравий полетел Джейкобсу в лицо, и было видно, что он еле успел закрыться рукой.

* * *

Кэшин проехал по дороге, огибавшей Открытый пляж, свернул на перекресток с шоссе, пересек весь Порт-Монро и остановился выпить кофе прямо над Лукан-Рокс. Внизу было человек шесть серфингистов — кто-то бесстрашно катался на высоких волнах прибоя, кто-то опасливо стоял на берегу.

До чего же здорово — сидеть в теплой машине и смотреть, как ветер срывает пену с волн, видеть вырастающую из воды прозрачную зеленую стену, черную фигурку, скользящую по этому расплавленному стеклу, ее стремительный взлет в воздух и затем падение.

Вспомнилось, как он ложился животом на прокушенную акулой доску Гэвина и плавал в теплой морской воде, гребя руками, точно веслами. Сейчас-то вода была совсем ледяная. Тогда, мальчишкой, он не вылезал из воды до тех пор, пока яички не сводило от холода, — жили они с матерью в хибаре неподалеку от Открытого пляжа, а такая же хибара Дугью стояла за соседней дюной. Строили эти лачуги из всего, что подворачивалось под руку, — гнутых железных листов, пластиковых плит, подтибренных здесь и там досок обшивки. В городе его детства были две мясные лавки, два молочных бара, кафе, где продавали рыбу с жареной картошкой, магазин скобяных товаров, небольшой универсам, одна аптека и один врач. Местные богачи, по большей части овцеводы, строили загородные дома на Косе, между рекой и морем. Народ попроще, из глубины материка, селился в хибарах над Открытым пляжем, в районе Южного порта или на улицах позади парковки трейлеров.

Кэшин вспомнил, как однажды отец остановил свой «фэлкон» на деревянном мосту и посмотрел вниз, на яхты, пришвартованные к обоим берегам.