
Онлайн книга «Что я думаю о женщинах»
— Да, он настоящий умник! — сжимая меня в объятиях, эхом отозвалась Джина. Натали, последовав примеру сестры, повисла у меня на шее: чуть не задушили в любви и восхищении. В ту пору это случалось почти каждый день. Несмотря на ужасное недомогание, Джина решила приготовить праздничный пудинг. Мы с Натали пытались ее отговорить: мол, зачем, торт есть, к тому же она плохо себя чувствует. Увы, эффект получился скорее обратным: Джине показалось, что мы считаем ее неумехой и боимся ее десертом отравиться. Пришлось поспешно освободить кухню. Натали поднялась наверх принять душ и поговорить со мной. “Душевые разговоры” начались, когда моей будущей свояченице было пятнадцать. Само собой, я на нее смотрел, но по мере возможности не слишком пристально, чтобы не приняли за мерзкого извращенца, подглядывающего за красивыми женщинами. И так всякий раз, когда Натали принимала душ, я сидел на стульчике у ванны, откуда открывался великолепный вид на происходящее, вперив глаза в предусмотрительно прихваченный журнал. Оказывается, просто листать журнал достаточно для того, чтобы изобразить этакую мирную, добродушную отчужденность. Сегодня я выбрал издание для мужчин-сторонников феминизма под названием “Ахиллесова пята”. На обложке красовался броский анонс: “Гай Локарт: “Мужчины не умеют показывать чувства”. Я прочитал статью вслух, время от времени поднимая глаза, чтобы проследить якобы за реакцией девушки, а на самом деле — за процессом мытья. Бот что там говорилось. “С раннего детства меня учили: мальчики не должны целоваться с мальчиками. Бена (он мой брат, на два года старше) учили тому же. К сожалению, когда в четыре года я пошел в детсад, я казался брату неотразимым, и во время прогулок он подлетал ко мне и чмокал в щеки. Пришлось пожаловаться родителям, которые отвели Бена в сторону и со всей строгостью объяснили: “Мальчики не должны целоваться с мальчиками”. — Что? Это правда? — К сожалению, да. — Твой брат Бен, этот надутый мачо, целовал тебя в щеки? — Да, довольно часто и страстно. — А родители взяли и запретили… Гай, какой ужас! Она яростно мылила лобок, а я притворился, что изучаю раздавленную на душевой занавеске муху. — Бену следовало родиться итальянцем, тогда он мог бы сколько угодно меня обнимать. — Был бы он моим сыном, — негодующе сказала Натали, — я точно не стала бы наказывать за проявление братской любви! Она во второй раз мыла несуществующую грудь, и я увидел, как темные зернышки сосков стали по стойке “смирно”. Поспешно заглянув ей в глаза, я прочел в них удивление. Натали знает, что я смотрел, более того, я прекрасно знал, что она знает. От отчаяния даже во рту пересохло. — Как дела со скрипкой? Натали не ответила и лишь таинственно улыбнулась. Черт, она мне на колени глядит! Оказывается, “Ахиллесова пята” соскользнула на пол, и ничто не защищало промежность от взгляда девушки. Свояченица насмешливо наблюдала за пульсирующей выпуклостью, что образовалась у меня на брюках. Праздничный ужин прошел весело, хотя Джина почти не ела. Ей много нельзя: аллергия. Натали ела сколько хочется, а вот у ее сестры аллергия на все, включая саму жизнь. Мы открыли бутылку австралийского шампанского, которое оказалось таким хорошим, что я тут же проникся симпатией к австралийцам. К сожалению, Натали поставила новый диск с саундтреком к какому-то дрянному фильму о женщине, с утра до ночи игравшей на пианино. Главная героиня немая, поэтому, чтобы излить душу, использует музыкальный инструмент. Увы, наделе это похоже на занудное бренчание, так что довольно скоро я пожаловался: — Натали, ты что, весь вечер будешь терзать нас этой дрянью? Как ни странно, девушка не обиделась. — Нет, конечно, — поднимаясь из-за стола, кротко проговорила она. — Что ты хочешь послушать? Только скажи, и я поставлю. — Так нельзя, Нат! — откусив кусок пудинга, возмутилась Джина. — Нельзя постоянно уступать Гаю… — Сегодня можно! Это ужин Гая, праздник в его честь! — Натали театрально поклонилась мне из-за стойки с дисками. — Ну, что бы ты хотел послушать? Особых предпочтений у меня не было, и я, как подобает мужчине, уступил. Мы слушали дрянной диск до тех пор, пока не догорели свечи, оставив нам серые тени огромного грустного дома. Неожиданно Натали заговорщицки улыбнулась сестре. — Ну что, спросишь? Джина украдкой взглянула на меня и захихикала. — Нет, сама давай! Натали тоже захихикала, и сестры затеяли шумную, веселую возню. — Обманщица! Обещала ведь… — Я передумала! Такая околесица могла продолжаться еще долго, и я не выдержал: — О чем вы? Что вы смеетесь? После очередного приступа хохота Джине удалось взять себя в руки. — Хотим кое о чем тебя спросить… — давясь смехом, прохрипела она. — Вернее, это Натали хочет. Та истерически захохотала. — Нет… — схватилась за живот она. — Сама спроси! — Ну все, хватит, забыли! — вздохнул я, поднялся и стал убирать посуду. Не ожидавшие такой реакции сестры мигом протрезвели. — Нет, сядь! — серьезно сказала Натали. — Сядь, Гай, — вторила ей Джина, — это очень важно. — А почему вы смеетесь, раз важно? — Важно, но просить неловко, — пояснила Джипа, нежно сжав мою руку. — Вы что, лейбористских газет начитались: “Важно, но говорить стыдно”? — Не умничай, не надо, — взмолилась жена. — Натали хочет с тобой поговорить. Я посмотрел на свояченицу: она сидела, зажав рот рукой, и щеки с каждой секундой становились все краснее. — А по-моему, не хочет, — возразил я. — Просто старается не смеяться. Впрочем, любопытство взяло верх, и я позволил жене усадить себя за стол. Пришлось подождать, пока Натали промокнет слезы бумажной салфеткой. — Гай, мы обе тебя любим. — О, спасибо… — Хотя ты и ворчливый брюзга! — Джина ткнула меня в бок. Очень в стиле моей жены: только Джина и ее кумир Клифф Ричард могут сказать “ворчливый брюзга” без зазрения совести. — Ну, — подал голос я, — так в чем дело? На этот раз Джина не стала ходить вокруг да около. — Дело в детях. — Ну да, — отозвалась Натали, — я хочу родить ребенка. Боже, я-то тут при чем? — Так заведи бойфренда. Говорят, в таких случаях секс помогает. — Это не смешно! — предупредила Джина. — Да, возможно, — тут же нашелся я, — смотря с кем им заниматься! — Увы, девушки никак не отреагировали. — Говоришь, не смешно, а сами только что от хохота чуть не описались! |