Онлайн книга «Психиатр»
|
Вызванный в качестве свидетеля защиты доктором Шмидтом, он появился в льняном костюме кремового цвета, очень легких сандалиях и белой рубахе, расстегнутой на груди, — густые светлые волоски были взъерошены несколькими золотыми цепочками. — Господин Ди Паскуали, — начал Шмидт, — вы были в баре «Гавана» вечером пятнадцатого июля этого года? — Да. — В котором часу вы туда пришли? — Около десяти. — Тем вечером вы впервые увидели мадемуазель Шмидт? — Да. — И что произошло на самом деле? — Это было как удар молнии! — Вы для нее? — Нет, она для меня! — Почему вы так говорите? — Потому, что она оказалась возле меня на танцполе, чтобы пожелать счастливого дня рождения. Потом она сказала: «Я слышала, как о тебе говорили, кажется, ты танцуешь как бог. И вроде бы ты еще много чего делаешь как бог». Он сказал это без ложной скромности: в конце концов, он был в суде, а в суде, как известно, говорят правду, всю правду, даже если это оказывается ложью! — А потом? — Она пригласила меня танцевать. Я согласился. И я не пожалел об этом, потому что она на самом деле оказалась горячей, она повесилась на меня, обняла за шею. Я понял, что она, должно быть, напилась или накачалась наркотиками. Но в любом случае она не была заторможенной. — А вы, как вы отреагировали? — По-мужски. — Что вы хотите сказать? — Ну, она очень хорошенькая девушка и одета очень сексуально, она мне говорила… Ну… — Что именно она вам говорила? — Ну, это личное, но она говорила как женщина, которая хочет дать понять мужчине, что она его хочет. В какой-то момент она даже… С притворно скромным видом он замолчал. Доктор Шмидт попросил его продолжить. — В общем, на мне были очень широкие брюки. Ремня не было, а только подтяжки, и, когда мы танцевали медленный танец, ее рука скользнула мне в штаны. Она присвистнула и сказала, что я идеально сложен и что это хорошо, так как у нее в сумочке как раз лежат презервативы большого размера. Она спросила, не хочу ли я их опробовать. Зал явно не остался равнодушным к этим новым разоблачениям. — Что было потом? — Примерно в течение часа мы танцевали, пили и обнимались. Потом она сказала, что хочет изменить своему дружку, так как тот не удовлетворяет ее в сексуальном плане, и что она хочет настоящего мужчину. Катрин подпрыгнула на своем месте, словно разъяренный лев. — Вы не имеете права так говорить! — вскричала она. — Это все ложь! Я люблю Роберта и никогда его не обману, даже несмотря на то что мы расстались! — Мадемуазель Шилд, — предупредил судья, — вам была предоставлена возможность высказаться! — Я не могу терпеть, когда этот шут так говорит о моем друге! — Катрин, пожалуйста! — авторитетно прервал ее Пол Кубрик. Она опустила голову и замолчала. Слова этого Ди Паскуали напомнили ей слишком горький вечер расставания в отеле «Уолдорф», когда Роберт действительно был не способен ее удовлетворить, — на самом деле он не испытывал ни малейшего желания. Томас и Джулия обменялись долгими молчаливыми взглядами: их шансы на победу таяли на глазах. Томас предвидел мучительный момент, когда сам должен будет защищаться от обвинений в изнасиловании, которые Тамплтон не замедлит ему предъявить. Каждый удар, наносимый Катрин, приближал его к встрече с инспектором. Последний, впрочем, присутствовал в зале суда и посмеивался, глядя, как Томас начинает идти ко дну. Шмидт, так и не шелохнувшийся, продолжил свой допрос: — И что вы тогда сделали? — Ну, — сказал Дино с чуть виноватым выражением лица, — будучи осторожным, я спросил, пришла ли она со своим другом. В зале раздался смех. — Она ответила, что одна, — продолжил Паскуали, — что на самом деле они расстались несколько дней назад… Тогда я решил, что она странная! — Но почему? — Они ведь были уже не вместе, а она хотела ему изменить. — Понимаю. И что вы тогда подумали? — Что и всегда: «Ох уж эти милые женщины!» — сказал свидетель, разведя руками и подняв к небу глаза. Публика прыснула со смеху, родители Катрин, Джулия и Томас потупились. Что же касается Кубрика, то он быстро делал заметки. Для Катрин испытание продолжалось. — И что вы сделали потом? — Я сказал себе: «Почему бы нет?» Она спросила, можем ли мы заняться любовью, там, во внутреннем дворике, и я ответил, что да. Я хорошо помню, что она добавила, извините за выражение… — Говорите, — поддержал Шмидт, возбужденный таким успехом. — Она сказала: «Я сделаю так, что твои яйца просто взорвутся!» И снова в зале раздался смех: решительно, этот Жиголо оказался очень забавным! — И как вы отреагировали? — Я взял ее за руку и отвел во двор. — И что случилось, когда вы пришли туда? — Случилось то, что должно было случиться! — Будьте более точным, прошу вас. — Я не знаю, не проглотила ли она на ужин шпанскую мушку, но она действительно горела, если позволите так выразиться. Во дворе мы начали целоваться. Я не хотел торопиться, но через две минуты она встала передо мной на колени, спустила с меня штаны и достала из своей сумочки один из презервативов, о которых говорила, и надела. Конечно, я разрешил ей это сделать — я не из тех, кто рискует понапрасну, особенно если дама настаивает. — А потом? — Потом мы совокупились. Она упиралась в стену бара, а затем она попросила еще! — Сколько времени это продолжалось? — Я не смотрю на часы, когда занимаюсь любовью, по крайней мере когда это не по долгу… Он, казалось, пожалел о своих словах, которые выдавали его мало почтенный род занятий, тем: более для мужчины, наделенного хорошими физическими данными и не обезображенного интеллектом. — Понимаю, но что было после этого? — В тот момент, когда мы любили друг друга, не знаю зачем, но она остановилась и отдалилась от меня ни с того ни с сего, так резко, что презерватив остался в ней. — Но что случилась? Вы попросили ее остановиться и дать вам новый презерватив? — Послушайте, как и все, я участвую в компании по предотвращению заболеваний, передающихся половым путем, но я выпил много шампанского. Я был очень возбужден, и потом, я решил, что она совсем молодая и, возможно, нет никакой опасности. Я знаю, что думать так — это неверно, но в любом случае в такие моменты не можешь ясно соображать, если вы понимаете, о чем я говорю. |