Книга А этот пусть живет..., страница 31 – Валерий Ефремов

— Когда отдашь бабки, сука? Отвечай!

При всем своем желании Костя ничего сказать не мог и вырваться — тоже: слишком мощна была рука, удерживающая его на коленях у гигиенического устройства.

В очередной раз омыв унитазной водой Костину физиономию, экзекутор наконец легко приподнял старшего лейтенанта за шиворот, поставив его тем самым на ноги.

— Ну как? — с веселой улыбкой спросил мучитель-амбал с чудовищно широкими плечами и руками, сильно напоминающими весла для академической гребли. — Впечатляет?

Но ответа ему пришлось ждать долго. Митин прежде всего бессильно опустился на все тот же самый унитаз, на котором и стал медленно приходить в себя.

Наконец он, все еще хватая воздух ртом, полез в боковой карман и вынул из него удостоверение старшего оперуполномоченного.

Взглянув на «корочки», амбал с руками гребца-академика, казалось, затрясся всем телом. Улыбка мгновенно слетела с его лица, а сам он рухнул на колени перед все еще сидящим на унитазе Митиным.

— Не погуби, начальник! — возопил хозяин квартиры. — Ошибочка вышла! Я думал, это клиент пришел.

— Какой еще клиент? — вяло спросил Костя не в силах подняться с насиженного места.

— По объявлению! — с готовностью сообщил амбал. — Я объявление дал в газету «Всякая всячина»: «Оказываю услуги по возвращению долгов». Ну, мне клиент час назад позвонил, предложил показать товар лицом — как, мол, я его долги выбивать буду. Вот я и решил это ему с ходу продемонстрировать. Как вы себя чувствуете, гражданин начальник?

Он встал с колен и участливо протянул руку старшему лейтенанту, тот охотно воспользовался его помощью.

— Вы — Куравлев Георгий Дмитрич? — строго спросил Митин, поправляя костюм и натягивая на лицо особую, служебную, гримасу. Суровая интонация и казенная физиономия должны были помочь ему вернуть утраченное достоинство.

— Он и есть. А вы, случайно, не из уголовно-исполнительной инспекции? — с надеждой на отрицательный ответ спросил условно осужденный.

— Нет, я убийство расследую, — с достоинством заявил Митин.

— Какое счастье! — обрадовался Куравлев. — Очень вас прошу, гражданин начальник, не сообщайте моим этим… ментам… которые меня пасут, что я такой работой занимаюсь. А то замести могут… Срок у меня условный… И я уже два предупреждения от инспекторов получил… Жить-то не на что, вот я и…

— Меня ваш род деятельности совершенно не интересует, — обрезал Митин хозяина квартиры. Он вытащил из папки фотографию Павла Козлова, которую ему дал лейтенант Курский. — Знаком вам этот гражданин?

Куравлев смешался.

— Понимаете, гражданин начальник… На самом деле, у меня башлей нет ни копья… Я частника взял по суровой нужде…

— Вас этот гражданин подвозил?

— Было дело…

— В какой день и в какой час?

— Вчера, где-то в час дня… Я вам, гражданин начальник, век благодарен буду, если вы никому…

— Где вы его остановили?

— На Тверской.

— А этого гражданина вы знаете? — Костя протянул «академику» фотографию убитого мужчины из козловской машины.

Куравлев долго и пристально всматривался в снимок, после чего отрицательно покачал головой:

— Нет, не знаю. Абсолютно точно заявляю — я этого мужика никогда в жизни не видел… А вам я, гражданин начальник, готов, чтобы загладить свою нечаянную вину, бесплатно долги из кого хошь выбить и вообще…

— До свидания, гражданин Куравлев, я в ваших услугах не нуждаюсь.

— Напрасно вы так, гражданин начальник, — искренне обиделся вышибала, — жизнь, она неизвестно еще как может завернуться. И если что, вы мне сразу звоните, спросите Гошу. Гоша — это я.

Когда Костя оказался на лестничной площадке, то столкнулся нос к носу с неким гражданином, который явно направлялся к хулигану Куравлеву.

«Клиент», — догадался Митин. Из гуманных соображений надо было бы предупредить незнакомца о том, что его ждет, но, поскольку старшего лейтенанта в буквальном смысле мочили в сортире вместо этого типа, Константин проникся к нему чувством мести, совершенно, конечно, неправедной, но от того еще более жгучей.

И он злорадно промолчал.

В «уазике» шофер Володя мирно сопел, откинув голову на спинку сиденья.

— Не пора ли домой, баюшки, товарищ старший лейтенант? — Он сразу же проснулся, едва Митин открыл дверцу.

— Да нет, еще по одному адресу заехать надо.

— А куда?

— На Малую Филевскую.

На этой улице проживал последний из идентифицированных пассажиров Козлова.

— Побыстрей только постарайтесь управиться, товарищ старший лейтенант, — взмолился водитель. — Я ведь с раннего утра за баранкой, загонял меня совсем наш полковник.

— Ладно, ладно, Володя, я — мигом.

Дверь открыл высокий старик, которому определенно было уже за восемьдесят. Гостя он встретил с радостью.

— Проходите на кухню, я только что чайник заварил, — предложил старик, даже не спросив Костю о цели его визита.

— Благодарю вас, у меня не слишком много времени, — вежливо отказался Митин.

Дед сразу же насупился:

— Воля ваша. С чем пожаловали?

Костя предъявил «корочки».

— Вы — Маркиш Борис Семеныч?

— Совершенно справедливо.

— Мы расследуем жестокое преступление — убийство и очень рассчитываем на то, что вы нам поможете.

Борис Семенович сложил руки на груди и поднял глаза к потолку.

— Я знал, что этот день когда-нибудь настанет, — торжественно объявил он. — Бог услышал мои молитвы, и вот органы правосудия — теперь у моих ног со смиренной просьбой о помощи.

Такая реакция фигуранта не слишком понравилась старшему оперуполномоченному.

— Насчет смиренной просьбы — это вы, пожалуй, чересчур. Однако помочь нам вы действительно можете. Эти лица вам известны? — Он продемонстрировал снимки убитого и подозреваемого.

— Известны — неизвестны, какая разница?! — отмахнулся Маркиш и, подхватив старшего лейтенанта под локоть, буквально потащил его в комнату.

Помещение было увешено фотографиями, как понял Митин, сплошь из мировой шахматной жизни. Он узнал на снимках Каспарова и Карпова, которых довольно часто показывали по телеку, и даже Бобби Фишера. Этого скандального американца Костя идентифицировал по фотографии из какого-то спортивного журнала, который однажды случайно попал ему в руки. Снимок в том издании сопровождала небольшая статья, приуроченная к юбилею Фишера, вроде бы шестидесятилетию. Из заметки Митин узнал, что этот американец — единственный из иностранных гроссмейстеров, который на равных сражался с советскими шахматистами и даже побеждал их.