Книга Битвы за корону. Прекрасная полячка, страница 14 – Валерий Елманов

— Ма… — Но осекся на полуслове, напоровшись на мой посуровевший взгляд.

Секунд десять мы с царем играли в гляделки. Увы, но поединок закончился ничьей. Дмитрий не назвал Марину, но не упомянул и Годунова, ответив уклончиво:

— А на то божья воля.

Вот так. Хоть стой — хоть падай. И что делать? Уточнить, мол, божья-то она божья, но как ты сам считаешь? Или не надо? А Дмитрий продолжал:

— Федору передай совет мой… От души даю, поверь, князь. Ежели его…

И вновь слова «изберут на царство» он не произнес. Впрочем, и без того понятно.

— Пушай он в свои духовники возьмет отца Исайю.

Архимандрит всхлипнул, но рыдания сдержал и робко попросил:

— Уволь, государь. Лучше пусть кого иного себе выберет, а мне бы сызнова во Владимирскую обитель, а?

Я удивленно покосился на него. Да, я был высокого мнения об отце Исайе, но сейчас, после его отказа, понял, что все равно занизил планку. Отвергнуть пост царского духовника — это что-то с чем-то.

— Не выйдет лучше, — улыбнулся Дмитрий. — Не сможет он… такого второго сыскать, хоть всю Русь обойдет. Ты уж пригляди за ним, отче, ладно? Это мой завет тебе. Млад Федя, куда моложе меня летами, а в младости душа ох как мечется. И кто ж ее лучше тебя утишить возможет? Кто… — Но не договорил и, прижав руку к груди, захрипел, тяжело, надсадно кашляя.

Кое-как отдышавшись, он поманил меня к себе. Повинуясь жесту, я склонился поближе к его лицу.

— Ниже, — еле слышно прошелестел его голос, и, когда мое ухо почти коснулось его губ, Дмитрий выдохнул:

— Кажись, все… Чую… Venit summa dies et ineluctabile fatum… [5] — И он, усмехнувшись, добавил: — Hodie Caesar, eras nihil. [6]

Я выпрямился и, глядя ему в глаза, неестественно бодрым голосом произнес:

— Не сдавайся, государь. Борись до конца.

Губы Дмитрия скривились в жалкой усмешке — почуял фальшь, — и он посетовал:

— Видать, промашку ты дал в своем последнем пророчестве.

Я нахмурился, недоумевая, и он напомнил:

— В Костроме… когда сказывал мне… про торжества через триста лет… Теперь их точно не будет… Как там у древних римлян? Sic transit gloria mundi. [7]

«Нашел о чем переживать», — вздохнул я, но твердо заверил его:

— Я не ошибся. Непременно будут, великий кесарь. Ибо дело не в том, сколько ты правил, а сколько успел сделать.

На сей раз голос меня не подвел — он действительно поверил и еле заметно улыбнулся. Да в сущности, я и не солгал. Вся слава, как инициатора великих и мудрых перемен, теперь навечно останется за Дмитрием. Разумеется, при условии, что его начинания не окажутся безжалостно похерены преемником, которого он не назвал. Но уж я постараюсь сделать все от меня зависящее, чтобы им стал Годунов, а потому можно быть спокойным — курс останется прежним. Если кратко и по-современному: нечто вроде Петровских реформ, но без ненужной жестокости, торопливости и откровенного дебилизма, вроде строительства городов на гнилых болотах.

Однако следовало позаботиться и о вхождении царя в историю как благочестивого и истинно православного, дабы никто из злопыхателей впоследствии не смог запустить слух о его тайном перекрещивании в латинство. Я склонился к его уху и тихонько шепнул:

— Но исповедаться и причаститься не помешает, а то кое-кто может…

Я не договорил, но он и без того понял и слабо кивнул:

— Пущай.

Я оглянулся. Отец Исайя по-прежнему стоял подле, успев к этому времени принять принесенные ему Святые Дары и даже облачиться в более подобающее случаю одеяние. Я хотел отойти в сторону — тайна исповеди священна, — но Дмитрий удержал мою руку в своей, попросив:

— Останься… И прочие тоже пусть послухают… Не желаю ничего таить. — Он повысил голос. — Токмо допрежь приподымите меня… Не хочу лежа свой остатний час встречать. Не личит оно кесарю.

Я подал знак Дубцу, и мы вдвоем, бережно приподняв его, прислонили к резному столбику Мономахова трона.

— Во-от, — удовлетворенно протянул он. — И сил ровно прибыло. А теперь слушай, отче, — произнес он негромко, но достаточно отчетливо. — Каюсь, в любострастных помыслах жаждал некой девы, имя коей вслух не сказываю, но оно тебе и без того ведомо. Мне бы ей самой в ноги поклониться, да нет ее тут. Ну ничего, передадут поклон. — Взгляд его скользнул по моему лицу, и Дмитрий легонько сжал мою руку. Я ответил тем же, давая понять, что намек мне ясен. — Каюсь и в том, что имел злые умыслы супротив своих верных преданных слуг. — И снова я почувствовал, как его пальцы сжимают мое запястье. — А еще в том, что хоть и не по своей воле, а по повелению всевышнего, но не поспел дать моим подданным всего, что они заслужили.

Голос его возвысился, став почти громким. Впрочем, акустика в храме изумительная, и толпившиеся подле гвардейцы, не говоря уж обо мне и архимандрите, и до того прекрасно слышали каждое его слово.

— Но на то божья воля. К тому ж оставляю заместо себя надежных людишек в Опекунском совете, кои продолжат и закончат начатое мною. А как продолжить, подскажет князь Федор Константинович. Ему мои задумки ведомы. И проклинаю любого, кто осмелится строить оным опекунам помехи и козни, буде даже таковой…

Он запнулся, посмотрел на меня. Я кивнул, подбадривая. Мол, сказал «а», говори и «б», и Дмитрий твердо продолжил:

— …мой родич.

Отец Исайя всхлипнул, но, памятуя о том, что это все-таки исповедь, робко напомнил:

— Ты бы о грехах, государь, о грехах.

— Все, — выдохнул Дмитрий. — Боле мне пред вседержителем, Исусом [8] Христом и богородицей каяться не в чем. — Он, вновь устремив взгляд на меня, слабо улыбнулся и почти беззвучно, одними губами прошептал: — Plaudite, amici, finita est comoedia. [9]

— Заговаривается, — раздалось за моей спиной.

Архимандрит всхлипнул. Слезы градом лились по его морщинистым щекам, когда он дрожащими руками торопливо извлекал из небольшого бархатного мешочка на груди какой-то платок. Положив его на бережно подставленные руки служки, он суетливо развернул его, что-то извлекая.

Меня отвлек присланный Груздем гвардеец. Склонившись к моему уху, он принялся торопливо докладывать, что боярские холопы пошли на штурм, принявшись ломать одновременно все двери. Да я и сам последнюю минуту слышал гулкие мощные удары таранов.