Онлайн книга «Иллюзия жизни»
|
– Зачем тебе две машины? – Одному зомби, который вечно отыгрывается, одолжил двести баксов. Отдавать невезучему фраеру нечем. Навязал мне «Запорожца». Пришлось взять. На днях пригнал его к мамке. Пусть у нее во дворе постоит, авось пригодится. Славу будто кольнуло: – «Запорожец» красного цвета? – Угу. – На заднем стекле две белые полосы. На верхней написано «Удачи тебе, браток!», на нижней – «Вырасту – стану джипом». Правильно говорю? – Правильно. – Зачем написал? – Надписи сделал прежний хозяин. Для хохмы не стал отклеивать. Мне они не мешают. – Синяков с упреком посмотрел на Голубева. – Чего попусту придираетесь? – Не придираюсь, Витюшка, осмысливаю: почему ты при наличии собственного транспорта поехал сегодня в переполненном автобусе?… – Да потому, что вчера колесо проколол, а запаски не имею. Решил вот заглянуть в «Автосервис», чтобы уговорить знакомого механика сделать ремонт на дому. – Сам не в состоянии справиться с таким пустяком? Витя пошевелил ухоженными длинными пальцами: – Руки берегу. – С такими пальчиками мог бы стать классным пианистом. – Пацаном до слез просился в музыкальную школу, да мамка работала техничкой. Лишних денег не имела, чтобы оплачивать мою прихоть. – И ты решил добивать деньги криминальным путем? – От судьбы не уйдешь. Считается, что свободной воли у человека только тридцать процентов. Остальное диктуют звезды. Каждый выполняет свою кармическую задачу. – Интересная теория. На звезды, Витюшка, надейся, но сам не плошай. Если второй раз окажешься на скамье подсудимых, вместо условного срока получишь безусловный. – Тогда я по пьяни засыпался. Теперь не пью. – Скучно, наверно, без выпивки? – Ничего, привык. Я ведь по Новосибирску постоянно в машине езжу. Когда учился в автошколе, чтобы получить права, инструктор по вождению нам всем строго наказывал: «Не верьте жене и тормозам, не мешайте водку с портвейном, а за рулем вообще не пейте». Этот наказ соблюдаю свято. Голубев посмотрел в настороженные карие глаза Синякова: – Куда ты вчера ездил, когда колесо у «Запорожца» проколол? – Колесо прокололось почти у дома, а ездил в лес. – Подышать свежим воздухом? – Теперь весна, авитаминоз. Мамке захотелось свежей черемши. За кладбищем, в лесочке, есть поляна, где этот полевой дар растет. Туда и катался. – Один там был? – Еще какой-то молчаливый пожилой мужик с велосипедом подножный корм собирал. По-моему, он то ли в большой рюкзак, то ли в мешок черемшу складывал. – А у кладбища в грозу чего ты останавливался? Синяков удивленно вскинул брови: – Вы пасли меня? – Витюшка, уголовный розыск не имеет никакого отношения к животноводству, и я не пастухом служу. Отвечай прямо: из каких соображений тормознулся у кладбища? – Хотел посмотреть, как чья-то иномарка пламенем пылала. – Не знаешь, кто ее поджег? – Поджигателей не видел, однако по тому, как от полыхающего костра прытко отвалил черный джип, можно смикитить, что между братвой состоялась крутая разборка. – Кто с кем, по-твоему, разбирался? – Давно не корефаню с местными братками и не знаю, каким дымом теперь в райцентре пахнет. – В милицию не ты звонил о пожаре? – Я. – С какого телефона? – По мобильнику набрал ноль-два. Называться не стал, чтобы в дураки-свидетели не привлекли. – У тебя и мобильник есть? – У меня, Вячеслав Дмитрич, теперь есть все, что необходимо холостяку с чистой совестью. – Блефуешь или, действительно, богат? – Нынче, при бессовестном ограблении страны олигархами, богатство – понятие относительное. По сравнению с новосибирскими тузами я – бедняк, по райцентровским меркам – богач. – С новосибирской братвой не тусуешься? – Необходимости в этом нет. Голубев смерил взглядом новенький светло-серый искрящийся костюм Синякова и вдруг вспомнил ветхую избушку Витиной родительницы на окраине райцентра. Осененный внезапной мыслью, быстро спросил: – Твоя маманя на какой улице теперь живет? – Там же, где раньше жила, на Гражданской. Только в другом домике. – Старую избу продала? – Продала. На месте той халупы теперь двухэтажный терем стоит. Бизнесменша Царькова выкупила нашу усадьбу. – Знаешь Софию Михайловну? – Естественно. Сам заключал с ней договор купли-продажи. – Как она, на твой взгляд? – Клевая киска. Не толстая, но с аргументами. И с мозгами. Больше сказать не могу, в карты с ней не играл. – А с ее бывшим мужем?… – Гоша – бзикнутый чудик. Пытался разгадать мой способ игры. Пришлось объяснить ему, что главное в картежной игре ловкость рук и никакого мошенства. – И все? – Еще просил подыскать бескорыстного спонсора для издания новой книги стихов. Я отсоветовал. – Почему? – Думать о бескорыстии нынешних спонсоров, Вячеслав Дмитрич, так же смешно, как сетовать на недостаток молока от мертвого быка. – Давно последний раз видел Царькова? – Не далее, как позавчера приезжал ко мне со слезами. Жалобился, мол, погибшего в Афганистане корефана помянуть не на что. Дескать, Сонька – Золотая ручка упорхнула в солнечную Грецию, и теперь без нее хоть топись, хоть вешайся. Из сострадания к погибшему другу кинул Гошеньке стольник. – Не знаешь, из-за чего семейная жизнь Царьковых развалилась? – По наблюдениям со стороны, у них была не жизнь, а тоска – мухи дохнут. Михайловне нужен супруг под стать ей: умный и деловой. А одержимый стихами Гоша похож на… чудо в перьях. – Царьков не называл себя Федором Разиным? – Белены он объелся, что ли?… – Вчера перед грозой, поминая на кладбище друга, закусывал не беленой, а бананом, но почему-то назвался кладбищенскому сторожу непризнанным гением Федором Разиным. Или Дразиным – сторож толком не расслышал. – Бредит тот сторожила, как сивая лошадь. Гоша постоянно твердит, что он – талантливый поэт, и никакими кликухами не прикрывается. – Синяков, словно спохватившись, уставился Голубеву в глаза. – Это Гошина «Тойота» у кладбища сгорела, да? |