Онлайн книга «Все горят в аду»
|
Надпись гласила: "Воля инстинкта". – Ты в этой группе играешь? – Я лидер-вокалист. Парис смотрел на него безучастно. – Ян Джерман. Еще безучастней. – Ты что, никогда меня по MTV не видел? – Не знаю. Может, и видел. Эти белые волосатики для меня все на одно лицо. Да и вообще вся эта контркультура уже протухла. Только не обижайся. Надменно: – А ты сам-то чего слушаешь, рэп, наверное? Так же надменно: – Нет, я не слушаю рэп. Почему если негр, то сразу рэп? Парис вышел в другую комнату, с диваном и баром, сделав на ходу несколько глотков "Дьюарз". – Если ты такая понтовая рок-звезда, почему ползаешь по Голливуду в три часа утра? – наседал Парис. – Я на тусовке был. Ну, развезло слегка. – Ян стоял за баром. Он открыл еще бутылку. – У меня сегодня день рождения. – Поздравляю. – С чем тут поздравлять? Мне ж двадцать пять стукнуло. – И что? – Что? – Да, что? Тебе двадцать пять. Что с того? Ян нашел простодушие Париса крайне занимательным – так прикованный к письменному столу ученый нашел бы человека, не умеющего считать, "ужасно забавным". – Видишь ли, в двадцать пять ты ближе к пятидесяти, чем ко дню своего появления на свет. Парис, никогда не уделявший излишнего внимания этой проблеме, пожал плечами. – Ближе к пятидесяти. – Ян подчеркивал слова так, как будто ударение на нужном слоге сделает его мысль доступнее. – Дело к пятидесяти. – Точно. Ты уже почти пенсионер. Не обменять ли тебе свои апартаменты на угол в приюте? Парис пытался язвить, но Ян был непреклонен. – Не в приюте. Где-нибудь еще. – Где? – В каком-нибудь приятном местечке. – В Вегасе? – Слыхал про такого малого – Юкио Мисиму [4] ? – Парис явно не слыхал, так что Ян не стал ждать ответа. – Японский писатель. «Золотой храм», «Море изобилия». Почитай как-нибудь. Ты много читаешь? – Парис явно читал немного, так что Ян не стал ждать ответа. – Так вот Мисима, понимаешь, – он считал, проблема этого мира в том, что люди позволяют себе стариться, дряхлеть и превращаться в хлам. Он считал, что было бы круто вернуться в Древнюю Грецию, потому что там все умирали в самом соку, врубаешься? Парис что-то понимал, но точно не знал, что именно. – Умереть молодым, остаться красивым. Типа того? Ян отставил "Дьюарз" – отпил немного, потом отставил – и подошел к катана, висевшему на стене. Парис не знал, что это катана. Парис знал только, что это такой вроде бы японский меч, как в школе самообороны, в которой он одно время занимался, рассчитывая стать новым Джетом Ли [5] . Джет Ли, судя по всему, тренировался как проклятый, потому что Парис ходил на занятия по два раза в неделю в течение почти полутора месяцев, и все впустую. Ян снял катана со стены, достал из лакированных ножен. Клинок из закаленной стали с золотым гальваническим покрытием, рукоятка оплетена сложным кроваво-красным орнаментом. Красивое орудие смерти. Свет упал на зеркально отполированный клинок и отразился с почти ослепляющей яркостью. Медленно, грациозно Ян вступил в бой с пустым пространством. – У него философия была, у Мисимы, – вещал Ян, строгая воображаемого неприятеля. – Искусство и Действие. Завершению великого произведения искусства должно сопутствовать грандиозное физическое действие. И оба финала навеки сливаются в ритуальном самоубийстве. Смерть в самый великий момент. Сперва обретаешь бессмертие, потом умираешь. – Типа, написал великую песню и кишки наружу? Ян разочарованно покачал головой. Невежество Париса убивало его. Катана был помещен в ножны и повешен на стену. Ян: – Все не так просто, понял? Смерть это тебе не... Нужно победить, нужно остаться в памяти: Мэрилин и Джимми Дин. Жить умеет любой мудак. Умирают как надо только легенды. – Так вот чего ты надумал? Тебе стукнуло двадцать пять, и ты решил с триумфом откинуться? Ян в ответ снова схватился за бутылку "Дьюарз". Парис сделал глоток, не желая отставать от Яна. – Ну, я, в общем, слышал, что альтернативный рок – говно, но умирать-то зачем? Ян указал на что-то подбородком. Там, на столе, в противоположном углу комнаты, лежал плеер. Маленький, с сигаретную пачку. Может, чуть больше. С наушниками. Парис посмотрел на плеер, потом – на Яна, который снова мотнул подбородком, после чего пересек комнату. Нацепил наушники. Нажал пальцем на кнопку – пуск. Музыка. Парис прислушался. Через некоторое время сторона закончилась. Плеер выключился. Парис снял наушники. Слово, обращенное к Яну, единственное слово, выражавшее то, что Парис услышал, – исчерпывающе и элементарно – "Bay". – Bay, – повторил он. – Я это сам записал. – Со своей группой? – Нет. У меня дома студия. Я все в одиночку сделал. – Это... Это же... – Известные Парису прилагательные ничего выразить не могли, были беспомощны и неадекватны. – Bay. – Моя последняя воля и завещание. Забудь про альтернативный рок, грандж и всю эту новомодную хрень. На этой кассете записано нечто чистое и уникальное. Это то, что надо. Самая священная магия. Самое выдающееся творение. То, что я завещаю этому поганому миру. Остается совершить действие. Высшая эволюция, приятель. Перебираюсь на другой уровень. Ян наставлял почище Далай-Ламы. – Смерть есть жизнь, – наставлял он. – Чем грандиозней я умру, тем мощнее будет моя жизнь, а я намерен угореть по полной программе. Ты уже осознал, на что я способен? |