Книга Загадка улицы Блан-Манто, страница 53 – Жан-Франсуа Паро

Проникновенная речь Николя, сопровождавшаяся в особо важных, по его мнению, местах ритмичным стуком ладони по не слишком чистой столешнице, заставила Семакгюса задуматься. В течение долгой паузы хирург, встав со стула, сосредоточенно обошел камеру, вернулся на прежнее место, сел и, вздохнув, приступил к рассказу.

— Дорогой Николя, ваше предложение, равно как и чувства, побудившие вас его сделать, глубоко растрогали меня. Честно говоря, я не думал, что следователь окажется моим другом. Прошу прощения, но ваше возвышение столь внезапно, что, несмотря на мое к вам уважение, в сложившихся обстоятельствах я был далек от уверенности в ваших способностях. Поэтому я прошу вас снисходительно отнестись к прошлым моим уловкам, и начнем все с чистого листа. Я готов ответить на все ваши вопросы. Но предупреждаю, факты не всегда указывают на истину. Я в этом уверен, ибо точно знаю, что ни в чем не виновен.

— Друг мой, именно такой ответ я и хотел от вас услышать. Поэтому прежде всего я попрошу вас подробно рассказать мне, на каких условиях Декарт пригласил вас на встречу позавчера вечером. Бурдо уже доложил мне кое-какие подробности, обнаруженные при осмотре тела Декарта.

Пожевав губами, Семакгюс начал:

— Около девяти часов в дверь позвонили. Ава ждет известий о Сен-Луи, поэтому она немедленно бросилась открывать. На пороге лежало письмо, свернутое вчетверо и запечатанное специальной облаткой. Не зная, что с ним делать, она отнесла его мне. Я распечатал письмо…

Покопавшись за обшлагом левого рукава, Семакгюс извлек оттуда маленькую записку и протянул ее Николя.

— Адреса нет… — задумчиво произнес молодой человек. — И на облатке никаких опознавательных знаков. Посмотрим… «Приходите сегодня вечером домой, буду ждать вас от половины пятого до пяти. Гийом Декарт». Листок отрезан…

— Он был таким с самого начала, когда Ава вручила его мне. Но Декарт всегда был экономным, если не сказать скупым.

— А Ава могла отрезать кусочек от письма?

— Нет, она не умеет читать, а потом, присмотритесь хорошенько: сгибы совпадают, включая следы от облатки.

— Верно. О чем вы подумали, прочитав эту записку? Полагаю, почерк Декарта вы видели не впервые.

— Вы угадали. Когда мы пребывали во вполне сносных отношениях, он присылал мне больных, которых считал недостойными своего искусства. Поэтому я прекрасно знаю его почерк. Честно говоря, лаконизм его письма заинтриговал меня, однако человек он был более чем странный, поэтому я воспринял приглашение как есть, то есть как просьбу о встрече. Я голову себе сломал, пытаясь понять, о чем он хочет со мной поговорить. Вы присутствовали при нашей последней встрече и, уверен, помните, чем она закончилась. В глубине души я не надеялся на примирение.

— Вы сказали Бурдо, что только серьезные причины, касающиеся вашей профессии, могли оправдать подобного рода приглашение.

— Разумеется, я бы не удивился, если бы он вознамерился сообщить мне, что сделал представление, дабы мне запретили заниматься медициной на том основании, что я всего лишь корабельный лекарь. Подобные провокации приводили его в прекрасное расположение духа.

— Почему вы прибыли в Вожирар раньше условленного часа?

— Я быстро вернул книгу о тропических растениях в ботанический сад, у меня образовалось свободное время, и я направился к Декарту. Мне казалось, что если я приеду немного раньше, он не сочтет это за преступление.

— Когда вы увидели труп Декарта, вас ничего не поразило?

— Я был вне себя, так как быстро сообразил, что попал в ловушку и на меня непременно падет подозрение в убийстве. Убедившись, что он мертв, я заметил ланцет. Он напомнил мне нашу с ним дискуссию о кровопускании. Как видите, даже орудие преступления должно свидетельствовать против меня! Больше ничего интересного я не увидел. Но не забывайте, у меня был только огарок свечи, так что видел я не дальше собственного носа.

Николя выдержал паузу. Семакгюс обхватил голову руками.

— Друг мой, — произнес молодой человек, — детали, известные пока только мне, говорят о том, что вы сказали правду. А теперь мне придется вновь задать вам те вопросы, отвечая на которые, вы, не побоюсь этих слов, всегда лгали. В котором часу вы покинули заведение Полетты в прошлую пятницу?

— Вы задаете мне вопрос, уже зная ответ.

— Я хочу услышать ответ от вас, из ваших собственных уст. Ибо пока я не могу объяснить, почему, когда я задал вам этот вопрос в первый раз, вы сказали мне неправду. Зачем эта комедия с девицей?

— Николя, вы вынуждаете меня признаться в том, что я хотел бы скрыть, чтобы не компрометировать третье лицо…

— С которым вы по-прежнему поддерживаете отношения…

Семакгюс уставился на Николя.

— Теперь мне понятно, почему господин де Сартин доверил это дело вам. Вы мыслите и делаете выводы на шаг вперед. Вы станете грозным противником даже для самых изощренных преступников.

— Отложим комплименты, Семакгюс. Лучше объясните мне, почему в ту ночь, когда разъяренный Ларден покинул «Коронованного дельфина», вы отправились к его жене? Откуда вы знали, что он не пойдет домой?

— Вы заставляете меня вдаваться в унизительные подробности, Николя. Между мной и Луизой существовал уговор: если путь свободен, она ставит у себя на окно свечу. А зная Лардена, можно было держать пари, что в разгневанном состоянии он отправится шататься по кабакам и вернется только на рассвете. Поэтому я ничем не рисковал.

— В котором часу вы покинули дом на улице Блан-Манто?

— В шесть утра. И едва не столкнулся с Катриной.

— С тех пор вы встречались с госпожой Ларден?

— Нет, ни разу.

— Вы знали, что Декарт ее любовник, — вы сами мне об этом сказали. Вас это не смущало?

— Вы жестоки, Николя. Страсть находит оправдание даже тем поступкам, которых не одобряет мораль.

— Вы сказали мне, что Катрина знала о связи госпожи Ларден с Декартом. Как вы думаете, могла она рассказать об этом Мари Ларден?

— Не то слово. Обо всем, что могло очернить Луизу, Катрина немедленно докладывала Мари. Девушка ненавидела мачеху. Несмотря на свой возраст и скромный вид, у нее неукротимый характер. Она обожала отца, и тот отвечал ей взаимностью.

Николя задумался. Неужели кроткая Мари… Он вновь вспомнил о следах в доме Декарта, совпавших с отпечатками башмаков девушки, найденными у нее в комнате…

— Семакгюс, как вы могли влюбиться в Луизу Ларден?

— Не пытайтесь это понять, не советую. Ничего не может быть хуже, чем испытывать презрение к той, кого любишь. Николя, у вас есть известия о Сен-Луи?

— Нет, и я не хочу внушать вам напрасные надежды.

Опустив голову, опечаленный Семакгюс отвернулся к стене.

— Друг мой, — начал Николя после паузы, — у меня будут к вам еще вопросы. Ради вашей безопасности и для пользы дела я обязан задержать вас. Разумеется, я постараюсь как можно быстрее разгадать окружившие нас загадки. Но у меня нет никакой уверенности в прочности местных замков. Как известно, в Шатле может войти каждый, кому ни лень. Я прикажу препроводить вас в Бастилию. Поверьте, так будет лучше, ибо речь идет о вашей жизни. В здешних же камерах мышьяк образуется буквально из воздуха, а среди заключенных внезапно начинаются эпидемии самоубийств. Расследование таких случаев ни к чему не приводит, дело закрывают, а жертвы отправляются на кладбище. Сейчас же в обоих делах замешаны люди, знакомство с которыми представляется крайне опасным.