
Онлайн книга «Чумная экспедиция»
– Поди сюда, - велел ему Архаров. - Знаешь этого человека? И показал на поджигателя. – Нет, не нашего прихода. – А того? - Архаров указал на спасенного. – Как не знать… - проворчал спрошенный. – И кто он? – Он у нас Карл Иванович, черная душа. – Что за Карл Иванович? Немец, что ли? - догадался Архаров. Это как-то объясняло молчание спасенного - в конце концов, не все немцы, живущие на Москве, до того обрусели, чтобы по-русски, едва спасшись от смерти, складно разговаривать. Опять же, Архаров знал лишь петербургских немцев - хотя бы с теми же докторами был знаком через Матвея. Эти русской речи не жаловали, особливо те, что постарше. Иной, приехав в Россию чуть ли не при государыне Анне Иоанновне сопливым аптекарским подмастерьем, за тридцать лет далее «кой час било» продвинуться не соизволил. – Немец, - согласился мастеровой. - Да и такой, что спасу от него нет. То-то его добрые люди на тот свет наконец спровадить решились… – Добрые люди? - удивился Архаров. - Славная у вас тут в Москве доброта… Эй, Карл Иванович, за что тебя так любят-то? – Свиньи, - отвечал немец. - Не знающие порядка свиньи. Речь у него была отчетливая и лишенная душевных всплесков - хотя сейчас им было бы самое место. Архаров поглядел на немца с любопытством, а тот повернулся к мастеровому. – Ты так на меня не гляди! - вдруг крикнул мастеровой. - Не я тебя туда загонял! Сам ты туда залез, черная душа! Иди себе с Богом! Не я мальчишку подсылал! Вот те крест, не я! И отступил. – Что бы вам часом позже приехать! - крикнул издали его товарищ. - И Москва бы от аспида избавилась, и вам бы меньше хлопот! Архаров поднял голову и посмотрел на крикуна испытанным своим взглядом - взгляд сей без слов говорил: «ну-ка, что-то у меня кулаки зачесались…» – Сдается мне, они правы, - хмуро сказал Левушка. - Коли мародер… – Нет, - возразил Архаров. - Не мародер. – А чего тогда молчит? - спросил кто-то из преображенцев, обступивших командира и его странную добычу. – Пущай скажется! Пущай про себя объявит! – Сейчас объявит, - пообещал им Архаров. И посмотрел на спасенного пристально. Тот, чумазый, словно его в печной трубе коптили, как раз достал из кармана кафтана большой платок и собрался прочищать нос. – Рожу вытри, дай на себя взглянуть, - посоветовал Архаров. Глядеть, собственно, было не на что - мелкие, какие-то скучные черты небольшого лица, чуть скошенный подбородок, да еще лысина во всю голову - изумительно розовая, спасенная париком от сажи и копоти. Ростом Карл Иванович тоже не вышел, плечи имел узкие. Словом - немец, да и только, не из тех пивных немцев, которые обхватом пуза перещеголяли дородное купечество, а из немцев тощих, унылых, смыслом жизни поставивших ремесло, а в нем - порядок. Карл Иванович не послушал, громко высморкался (кто-то из преображенцев даже присвистнул), опять основательно прокашлялся - и тогда наконец заговорил. – Честь имею рекомендоваться - Карл Иванович Шварц, к вашей милости услугам. – А кто таков? – Полицейский служащий. – Как так - полицейский? Сказывали, в Москве более полиции не осталось! - возмутился Левушка. - Кто уцелел - те на заставах! – Я остался, - преспокойно отвечал Шварц. - Мои подчиненные скончались. Я продолжаю выполнять обязанности. О прочих не известен. * * * До Данилова монастыря, где была одна из чумных лечебниц, Шварца довезли на обозной телеге - у докторов в каретах не осталось свободного места. Матвей перевязал ему пораненную в схватке с поджигателями руку, прощупал ногу и прописал постельный режим. Предполагалось, что этот постельный режим Шварцу предоставят на несколько дней в лечебнице. Немец, впрочем, огорчался не столько своими увечьями, сколько обгоревшим дешевым паричком. – А ведь только летом куплен. И деньги плочены… Архаров, очень удивленный, что нечаянно спас полицейского, часть дороги ехал рядом с той телегой. Немец на вопросы отвечал неохотно - ему было стыдно, что его опытного полицейского служащего, так запросто заманили в ловушку. – А кто заманил-то? - пытался докопаться Архаров. – Шуры. Шурами, как удалось сообразить, Шварц называл воров, хотя на сей раз речь шла, возможно, о мародерах. – Нет, сударь, то доподлинно были московские шуры, с коими у меня давние счеты, - сказал он. - А что они в мародеры подались - так иначе и быть не могло. Видят, что имущество остается бесхозно. Они же знают, как то имущество можно безнаказанно сбывать. – А сам ты знаешь? - заинтересовался Архаров, тут же увязав в голове сбыт награбленного добра со сбытом сокровищ из пропавшего сундука. – Ныне скупщики краденого, на шуровском наречии - мушки, затаились, боясь заразы. – Мушки? - переспросил Архаров, ставя ударение на первом слоге. – Нет, сударь, мушка - она есть летучее насекомое, скупщик же - мушок, - объяснил Шварц. – А коли баба? - тут же вспомнив Марфу, спросил Архаров. – Они, сдается мне, разницы не делают, - подумав, отвечал Шварц. - Ибо для них главное - получить деньги. – Так знаешь или нет? Шварц пожал плечами - явно не понимал, на что гвардейскому офицеру столь сомнительные знакомства. Затем, видать, решил, что Архаров задает вопросы из пустого любопытства, и стал крайне сдержан в ответах. Имена тех, кто заманил его в пустой дом, сообщать отказался - люди-де на Москве пришлые, их прозвища - и те пока неизвестны. А почему полицейского служащего истребить решились? А чтобы не совал нос в их шуровские делишки. Разговор не ладился, и Архаров в конце концов отъехал от телеги, занял свое место во главе колонны. До Данилова монастыря было уже недалеко. Звон колоколов, от него идущий, делался все гуще и пронзительнее. Вдруг Архаров понял, что надолго расстается с Матвеем. С этим выпивохой Архарова связывали непонятные узы. Матвей, чего греха таить, бывал порой для преображенцев полковым шутом гороховым - коли бывают шуты придворные, чего ж не быть полковому? Он, исправно пользуя заболевших и в относительно трезвом, и в пьяном виде, обращался с ними запанибрата, и ему одному дозволялось звать их Ивашками, Петрушками или же Николашками - как Архарова. Не имевший семьи доктор, очевидно, непостижимым образом усыновил Преображенский полк в полном составе. Он ведь и в Москву, если вдуматься, увязался как раз за полком («Как солдатская девка - на войну», - определил его поступок, находясь в предотъездном расстройстве чувств, Архаров). Но сейчас Матвею предстояло запереться в чумных бараках и, рискуя жизнью, выхаживать больных. Когда он оттуда выберется, да и выберется ли - одному Богу ведомо. |