Книга Окаянная сила, страница 102 – Далия Трускиновская

— Разумеется, больше проку от янтарных зажигательных стекол, — согласился Данненштерн. — Будете снова в Кенигсберге у Христиана Порчина — передайте ему мою благодарность, равным образом и за очки. Отшлифованы они великолепно.

— Мастер Порчин утверждает, что именно он изобрел янтарные стекла, и якобы до него никто янтарь в льняном масле ради прозрачности не прокаливал, — заметил Даниэль, — а я с ним спорить не берусь. Мне ведь и самому скоро понадобятся очки.

— Больше бы вы, сударь, варили в своих ретортах всякой дряни с ядовитыми парами! Удивляюсь, что вы еще не нуждаетесь в поводыре, — Данненштерн покачал головой.

— А я удивляюсь другому, — заметил аптекарь Мартини. — Все мы, господа мои, имеем собрания редкостей, в немалые деньги нам обошедшихся, но если сосчитать, что из вещиц воистину редкость, то пальцев одной руки, пожалуй, хватит.

— Что вы имеете в виду, сударь? — спросил судовладелец Ганс, которого Гансом звал, пожалуй, лишь Данненштерн, а для прочих был он Иоганн фон Добберманн.

— Взять хотя бы ту шахматную доску, которой вы так гордились, сударь.

— Чем не диковина моя доска? — обиделся судовладелец. — Теперь таких уж не делают! Было бы вам ведомо, что янтарные квадраты приклеены к дубовой основе, и она шахматная доска лишь снаружи, а изнутри сделана как положено для игры в трик-трак! Мне привезли ее из Кенигсберга, а сколько я за нее заплатил — пусть будет ведомо одному Богу.

— В самом деле, Давид, чем вам не угодила доска? — удивился Данненштерн. — Темный и светлый янтарь, из которого сделаны квадраты, имеют картинки, вытравленные на самом янтаре, а не на металлической фольге, которая подложена под янтарь! Уж это ли вам не редкость? Ведь при вас поднимали два квадрата, чтобы все мы в этом убедились!

— А я понял, о чем речь! — воскликнул Даниэль. Алена покосилась на него — не было принято в собрании знатоков редкостей так повышать голос. Впрочем, Даниэль делал немало такого, что вообще нигде не было принято, и всё прощалось ему, как огромному и обидчивому младенцу.

— Да, пожалуй, только вы, сударь мой, и могли догадаться, — одобрительно отвечал Мартини. — Итак можно ли поставить доску господина фон Добберманна в один ряд с моим превосходно заспиртованным двуглавым младенцем?

— Вы так гордитесь этим младенцем, точно сами его родили! — возмутился судовладелец.

— Нет, разумеется! — пылко заявил Даниэль. — Ибо доска — творение рук человеческих, а что сделано один раз, может быть сделано и дважды, и трижды. А младенец — творение…

— Допустим, дьявола, — вольнодумно продолжил Мартини.

— Угомонитесь, господа, — одернула всех Марта фон Данненштерн. — Или же отложите свой теологический спор до приезда пастора Глюка.

— Прошу прощения, — аптекарь поклонился хозяйке дома.

Алена подтолкнула Даниэля — ему бы тоже следовало извиниться. Уж настолько-то она усвоила здешние нравы. Но Даниэль настолько был увлечен своей мыслью, что, пожалуй, и не заметил толчка.

— Младенец — творение Природы, — упрямо продолжал он. — И неизвестно, когда ей будет угодно повторить каприз…

— Насколько мне известно, точно такой же младенец есть в Либаве, — заметил врач Меллер. — Да и не только там.

— Фальшивый, сударь мой, фальшивый! Так вот, мастер Ребус на верном пути — только капризы Природы могут почитаться подлинными редкостями! — в меру громко воскликнул аптекарь.

— Если все подлинные редкости таковы, как ваш пресловутый двуглавый младенец, то я предпочла бы творения резчиков из Данцига и Кенигсберга, — возразила фрау Марта. — По крайней мере, о них известно всё — и имя мастера, и цена.

— Ты права, моя милая, — сказал сам Данненштерн. — После того как брату Ганса всучили фальшивую мандрагору, а сам я чуть было не приобрел рог единорога — спасибо Гансу, отговорил, — так вот, после этих недоразумений я зарекся тратить деньги на сомнительные приобретения.

— Рог единорога! — презрительно повторил аптекарь. — А ежели бы объявилась редкость, которая, с одной стороны, каприз Природы, а с другой — ее происхождение не вызывало бы сомнений, что бы вы о ней сказали?

— Будьте любезны привести пример такой редкости! — отпарировал Данненштерн. — И желательно без метрического свидетельства на арабском языке. Пергаменты с китайской грамотой также в расчет не принимаются.

— Это должна быть очевидная и не требующая сопроводительных документов редкость, — добавил Меллер.

— Извольте, господа мои! — Аптекарь почему-то развеселился. — Сколько весит ваша большая янтарная чаша, сударь мой?

Вопрос был обращен к Данненштерну.

— Я ее, признаться, не взвешивал.

— И не надо. Я могу спорить, что янтаря там не более двух фунтов, хотя она выглядит как вырезанная из целого куска.

— Хотел бы я подержать в руках вазу, что вырезана из целого куска! — и судовладелец расхохотался. — Самый большой кусок, что я когда-либо видел, был размером с гусиное яйцо! А я ведь присутствовал при ловле янтаря.

— А я видел кубок с крышкой, и сдается мне, что крышка также была не склеенной, — Данненштерн округлил и сомкнул пальцы, показывая окружность диковины.

— А знаете ли вы, господа мои, что море иногда выбрасывает янтарь весом до двух фунтов, а то и более? — торжествующе спросил аптекарь. — Правда, он редко пригоден для поделок, но разве такая глыба янтаря — не раритет?

— Если это именно янтарь, — заметил Данненштерн.

— Доказать нетрудно. Что скажете, мастер Ребус?

— Скажу, что вы правы! Я сам могу это сделать, — с восторгом отвечал Даниэль.

— Однако кусок янтаря весом более двух фунтов Природа нам дарит не чаще, чем двуглавых младенцев, — резонно напомнил судовладелец.

— Я берусь доставить вам глыбу ровно в три фунта весом! — объявил Мартини.

И тут Алена навострила ухо.

— Вы не возражаете, если Даниэль подвергнет ее проверке? — спросил, улыбаясь, Данненштерн. — Всех нас время от времени обманывают ловкачи, и если ваша глыба окажется произведением искусства на деревянной основе, как умеют делать в Данциге…

— Не окажется!

Алена не могла сдержать победной улыбки!

Кусочек камня Алатыря в ладанке подал голос!

Она взялась рукой за грудь, чтобы еще острее ощутить горячую иголочку, пронзившую ее тело сквозь тонкую кожу ладанки.

Права была Рязанка! Именно Даниэль должен был свести ее с Алатырем-камнем, а уж как она тот камень будет добывать — никого не касается. Алена порадовалась проницательности своей наставницы, а пока за грудь держалась да радовалась — прослушала, что Давид Мартини Второй толковал про теперешнее местоположение диковинного камня.

Да это было и неважно — раз уж он брался доставить Алатырь в Ригу, так не всё ли равно, откуда?