Книга Противоядие от алчности, страница 19 – Кэролайн Роу

— Тс-с… Дай я пощупаю, а потом ты скажешь мне, что думаешь по этому поводу. — Исаак положил руки на бедро, задержав их над разорванной плотью, а затем повел окровавленные руки в направлении колена. — Ты здесь, Юсуф?

— Да, господин. Я принес ткань. И пришел старший стражник, чтобы помочь, если нужно.

— Принесите вино, воду и таз. — Его пальцы снова осторожно пробежались по колену. — Ракель, когда он вернется, промой раны водой с вином и перевяжи. Затем смой остальную кровь, чтобы у меня не скользили руки и я мог работать.

— Руки у него тоже в крови, — сказала Ракель.

— Возможно, он пытался остановить кровь на бедре, — пробормотал Исаак. — Но все же дай мне ощупать их. — Его пальцы осторожно пробежались по руке раненого, движения напоминали порхание бабочки. Он нахмурился, нажал посильнее, и молодой человек, находившийся на грани потери сознания, застонал. — Не трогай его рук, Ракель. Где там Юсуф с водой?

— Я здесь, господин, — сказал мальчик. — Протяните руки, я вымою их.

Как только руки Исаака были вымыты от крови и вытерты, он встал.

— Первым делом надо заняться его рукой.

Ногами он зажал пациента, крепко обхватил его руку выше кисти, плавно, но сильно потянул ее и вставил обратно в сустав.

— А можно что-нибудь сделать с другой рукой? — спросил старшина стражников.

— Может быть, — ответил Исаак. — Но не здесь. Сначала я должен знать, есть ли у него другие переломы. Что там с другой рукой, Ракель?

— Она цела, отец.

— Мне понадобится доска, чтобы положить на нее руку… — И он перечислил старшине стражников все, что ему необходимо. — Расстегни ему тунику, моя дорогая, — сказал он. — Мы должны узнать, нет ли у него других повреждений, прежде чем попробуем перенести его.

— Он будет жить? — спросил епископ.

— Пока он жив. Похоже, он довольно живучий, — сказал Исаак.

— Какие у него повреждения?

— На бедре рана от меча, глубокая и длинная. Он потерял много крови. На туловище, спине и боках много сильных ушибов.

— Избит?

— Скорее всего. Рука вывихнута из сустава и сломана.

— Его пытали, — сказал епископ. — Дрался на мечах, был схвачен, избит и подвергнут пыткам.

— Я не могу найти лучшего объяснения его повреждениям. Два ребра сломаны, я перевязал их и прибинтовал руку к доске. Все, что теперь нужно, — двое крепких мужчин, которые перенесут его на повозку, и хорошая мягкая подстилка, на которой он будет лежать. Я дам ему настойку, чтобы он заснул.

— Старшина стражников и главный конюх — самые сильные и спокойные из всех, кого я знаю, — сказал епископ, подзывая их.

— Его одежда промокла под дождем, и он дрожит от холода. Нам надо переодеть его во что-то сухое и теплое. Когда все будет сделано, посмотрим, как он будет себя чувствовать, — сказал Исаак, — я не могу сказать, сколько времени ему потребуется, чтобы прийти в себя. Дочь сказала мне, что Наоми уже сидит в телеге и может позаботиться о нем. Думаю, когда он проснется, вы сможете расспросить его, ваше преосвященство.

— Я преклоняюсь перед вашим удивительным мастерством, Исаак. Было бы замечательно, если вам удастся спасти его, неважно, кто он — друг или враг.

Раненого молодого человека уложили на толстый соломенный тюфяк, покрытый несколькими коврами и запасными одеялами. Под голову ему сунули мягкую подушку. Ракель взяла чашку с разбавленным водой вином, в котором она размешала пять капель густого горького снадобья, и поднесла ее к его губам.

— Выпейте это, сеньор, — сказала она. — И вы сразу почувствуете себя намного лучхне.

— Вы один из прекрасных Божьих ангелов?

— Нет. Сделайте, как я говорю.

— Но я уже чувствую себя намного лучше, — любезно прошептал он.

— Молчите, — сказала Ракель. — И пейте.

Выпив микстуру, он впал в глубокое сонное забытье, смягчающее боль. Тогда Исаак начал искусно вправлять и собирать сломанные кости левой руки. Ракель закрепляла их тонкими деревянными планками, обмотанными тканью. Когда все было закончено, она наложила повязку и, прибинтовав запястье и руку к небольшой дощечке, уложила ее на груди раненого.

— Как удачно, — сказала Ракель, — что они сделали это с левой рукой. По тому, как расположена перевязь меча, я полагаю, он правша.

— Не удачно, — сказал Исаак, — а обдуманно. Сломать руку, которую жертва использует меньше всего, и пригрозить сделать то же самое со второй — вполне убедительный довод.

— Ты думаешь, что все так и было?

— Нет. Я думаю, что они продолжали мучить его до тех пор, пока он, как им показалось, не умер.

Все это время процессия не двигалась с места, и большинство путников собрались около телег, излагая свои предположения и доводы любому, кто был согласен их выслушать.

— Я думаю, что его нужно было оставить там, где нашли, — сказал Ибрагим.

Поскольку это были первые слова, которые большинство присутствующих услышали от Ибрагима, они вызвали сильный интерес.

— Почему? — спросил один из конюхов.

Ибрагим задумался. Если бы он назвал истинную причину, что молодой человек занял его место на телеге и ему теперь снова придется идти пешком, а возможно, и вести мула своего хозяина, это не вызвало бы поддержки у других пеших путников.

— Он может оказаться головорезом, которого избили за дело и оставили умирать. Как только он очнется, он поубивает нас прямо в наших постелях.

— А может, он и прав, — сказал один из конюхов.

Монахини из монастыря, державшиеся особняком, тем не менее с большим интересом слушали эти разговоры.

— Он не похож на головореза, — возразила одна из них. — Он похож на очень любезного господина, попавшего в беду из-за головорезов. И не хотелось бы мне зависеть от вашего милосердия! — злобно добавила она.

— Мы не могли оставить его на дороге, — заметил конюх. — Такое злое дело не для епископа. Но нам надо бы оставить его на ближайшем постоялом дворе и пусть о нем позаботятся хозяева гостиницы, пока его родные не приедут и не заберут его.

— Да, — сказал поваренок, который удобно устроился на большом камне и теперь резал хлеб для обеда, — он прибавит нам хлопот.

— Эй! Дай-ка нам хлеба, — сказал один из его приятелей.

— Здесь всем не хватит. Принеси-ка еще пару булок.

Помощник повара бросил им булку хлеба и отослал поваренка, чтобы тот принес еще еды с телеги с провизией.

— С этими приблудными нам и еды не хватит, — сказал конюх, который давно не ездил вместе с его преосвященством и не был уверен в том, что на следующий день его накормят.

— Замолчи, — сказала одна из монахинь, кивая на двух артистов, которые к этому времени уже стали всеобщими любимцами.