Книга Копенгагенский разгром, страница 12 – Лев Портной

Но в таком духе можно было рассуждать, если не знаком с графом Воронцовым лично. Уж не знаю, каким образом его отец заработал прозвище «граф Роман — большой карман», но его сын был человеком чести — в этом я не сомневался.

Почти не сомневался.

На этом «почти» размышления мои были прерваны. Скрипнула дверь, и в темноте нарисовалась изящная фигурка в ночной сорочке.

— Ты ворочаешься и ворочаешься. Я все слышу через стенку, и мне тоже не спится, — прошептала Элен де Понсе и юркнула ко мне под одеяло.

Я обнял ее разгоряченное, только что из постели, тело. Сорочка скользнула вверх через голову и белым привидением улетела за изголовье. В этот раз я никому не мстил, а наслаждался дарованной милостью.

— Этот офицер — он был твоим другом? — спросила она потом.

— Как сказать, — вздохнул я. — Мы познакомились недавно, но могли бы стать друзьями. Да что — могли! Уверен, мы стали бы друзьями!

— Это тяжело — терять близких людей…

Она прильнула к моей груди, и я покрепче обнял.

— Ты уверена, что в России устроишься лучше? — спросил я.

И прикусил язык. Граф, граф! Глупо задавать такой вопрос обнаженной женщине, находящейся в твоих объятиях. Такой вопрос лишь укрепит ее во мнении, что ты и есть тот человек, кто позаботится о ней.

— Как-нибудь устроюсь, — ответила она, немного помолчала, словно размышляла, стоит ли посвящать меня в свои планы, и добавила: — Граф Саймон написал рекомендательное письмо своему старшему брату.

— Вот как, — промолвил я, вспомнив, что Семен Романович говорил про друга, которому нужна французская гувернантка.

А еще я вспомнил, какой отеческой заботой светились глаза графа Воронцова в разговоре об Элен, и понял, что даже думать кощунственно о какой-либо угрозе со стороны Семена Романовича.

У меня отлегло от сердца. И я проникся особенной нежностью к Элен — наверное, оттого, что она избавила меня от мучительных подозрений. Не попадись мне на глаза в неподходящий момент эта с виду ангельская, а на самом деле порочная Николь, все могло бы сложиться совсем иначе.

А впрочем, и так сложилось неплохо.

Утром завтрак прошел чинно. О политике уже не спорили. Екатерина Семеновна и Элен проронили несколько слезинок и, обязавшись непременно писать друг другу, успокоились. На прощание Новосильцев крепко пожал мне руку, а Екатерина Семеновна, расчувствовавшись, одарила поцелуем. Мистер Блотт погрузил в карету корзины со снедью, чтобы было чем подкрепиться по пути в Дувр. И я попрощался с гостеприимным домом графа Воронцова.

Мы с Семеном Романовичем в его карете отправились к банку. Возле «Френсис Бэринг энд Ко» поджидала подвода и четверо гвардейцев во главе с Оливером Годеном. В моем присутствии вскрыли кладовую и погрузили четыре кованых сундука в повозку. Граф Семен обнял меня и расцеловал по-отечески. Здесь мы простились. Я пересел в хэкни-коач — так назвал нанятую для меня коляску граф Воронцов, и спровадил Жана на козлы. Семен Романович отправился восвояси.

На выезде из Лондона нас поджидала карета виконтессы и подвода с ее вещами.

— Граф, присоединяйтесь ко мне, — позвала она. — Дорога неблизкая, скоротаем время за приятной беседой.

Я взял футляр с пистолетами, спустился на землю и направился к экипажу мадемуазель де Понсе. А ее горничная, напротив, — пересела в мою карету. Она вновь задела меня, и сердце мое вновь затрепетало, хотя, что там можно было почувствовать — через верхнюю одежду?! Я обернулся вслед девушке и столкнулся со взглядом кота, которого она прихватила с собою. «Ну что уставился, сэр?» — молчаливо вопрошал меня черный котяра.

Я стиснул зубы от злости, когда подлый французишка, даже не спросившись, пересел с козел в карету, поближе к Николь.

— Ну, что же, в путь?! — восторженно прошептала Элен.

— В путь! Поехали! — скомандовал я.

Капитан Годен гарцевал вровень с нашей каретой, а его гвардейцы распределились по двое по бокам от подводы с сундуками. Англичане выглядели так, словно участвовали в параде. Тревога охватила меня. Выправка выправкой, но как насчет храбрости и ловкости, случись нам угодить в засаду?!

Я открыл футляр и достал пистолеты. Элен посмотрела на меня с удивлением.

— Не знаю, мадемуазель, насколько путешествие с нами окажется безопасным, — лукаво улыбнулся я.

— Ты думаешь, что разбойники могут напасть на поезд, который охраняют пятеро вооруженных гвардейцев?

— Я думаю, что ради моих сундуков могут собраться разбойники со всей Англии, — ответил я.

Виконтесса перевела взгляд на Оливера Годена. Его массивная фигура покачивалась в седле, свирепый взгляд был устремлен вперед.

Эх, останется ли он столь же свирепым, когда в грудь упрется ствол вражеского пистолета?

Время от времени из тактических соображений, одному ему ведомых, капитан Годен менялся местами с кем-либо из подчиненных. Проехав с половину мили, он возвращался и скакал пару миль подле нашего экипажа. А затем повторял свои маневры, каждый раз подсылая к нам нового гвардейца.

— Как вам служится с таким суровым капитаном? — спросила мадемуазель де Понсе очередного молодца.

— Превосходно, сударыня, — ответил тот. — Капитан Годен не верит ни в бога, ни в черта и отличается беспримерной храбростью.

Я отвернулся, не понимая, что за надобность кокетничать с солдатами. Однако Элен, похоже, не могла обходиться без внимания мужчин, причем неважно каких — лордов или лакеев.

Одновременно я злился на Николь и Жана, — особенно на Николь, а Жана — так просто убить хотелось.

— Мистер, скажите по секрету, это правда, что ваш капитан не верит в бога? — спросила виконтесса следующего гвардейца.

— Определенно так, сударыня, — ответил тот. — Он и черта не боится! Вечно играет со смертью.

— Играет со смертью? — удивилась Элен.

Но солдат не ответил, а повинуясь приказу капитана, вернулся к повозке. Я ожидал, что после услышанного виконтесса начнет с новым интересом разглядывать Оливера Годена. Но она отвернулась от него, как от давно знакомого и порядком надоевшего человека.

— Надеюсь, нам со смертью играть не придется, — промолвил я. — А все же кое-какие меры предосторожности следует предпринять.

— Теперь до самого Дувра God bless us with Goden, — ответила виконтесса.

— Есть идея, — сказал я. — Ярмут. Там превосходный порт.

— И что? — спросила виконтесса.

В эту минуту капитан Годен вновь поменялся местами с одним из гвардейцев.

— Мистер, — обратилась к тому мадемуазель де Понсе, — про вашего капитана говорят, что он любитель поиграть со смертью.

— Что ни на есть правда, — ответил гвардеец. — Видели его саквояж? Тот, зеленый который?