Книга Копенгагенский разгром, страница 8 – Лев Портной

Я почувствовал усиленное сердцебиение и отступил в угол, куда не доставал свет из окна, — не хотелось, чтобы собеседники заметили, как покраснели щеки.

А про себя отметил, что совершенно потерял рассудок из-за виконтессы: еще ни разу не видел ее, а уже краснею при упоминании ее имени.

— Господа, прошу вас в гостиную, — пригласил нас граф Воронцов. — А я должен оставить вас на пару часов. Отъеду по делам. Николай, прошу тебя представить Элен графу.

— Семен Романович, признаться, я рассчитывал, что мы немедленно приступим к делу, — напомнил я графу Воронцову о цели своей миссии.

— Несомненно, мой друг, — улыбнулся он. — Груз прибыл из Бирмингема еще два дня назад и поступил на хранение в банк. Именно туда я и направляюсь.

— Я должен поехать с вами.

— Вы напрасно потеряете время, — возразил граф Воронцов. — Я распоряжусь, чтобы произвели необходимые приготовления и назначили appointment. Тогда-то мы с вами и приедем в банк. Вы будете присутствовать при упаковке и пломбировании.

— Право, мне неловко, что всю волокиту вы взваливаете на себя, — подумав и придя к выводу, что так действительно разумнее, сказал я.

— Друг мой, оставьте мне, старому дуралею возможность хоть немножко еще послужить России. А вам не помешает выкроить время для очаровательной барышни.

Он рассмеялся, а я почувствовал, что краска с новою силою залила мои щеки, но отступить в тень уже не мог. Впрочем, смеялся граф Воронцов вполне добродушно.

— И самое главное! — спохватился я. — Скажите, нет ли новостей от полиции?

— Пока нет, — с тяжелым вздохом промолвил граф Семен. — Полиции нужно время.

— Даже если не дождусь поимки преступников, я хотел бы знать о том, как продвигается розыск.

— Я приглашу инспектора Салливана, — ответил граф Воронцов.

Он уехал, а мы с Новосильцевым остались в гостиной. Лакеи сновали вокруг, накрывая стол. Вошел мистер Блотт с подносом. Я заметил суету в холле, оттуда донесся женский голос.

— А вот и мисс де Понсе приехала, — заметил Новосильцев.

«Heus-Deus! — воскликнул я мысленно. — Пан или пропал! Великая любовь или большое разочарование!» И с замиранием сердца вышел я в холл, увидел ее и… почувствовал удар молнии в груди.

Она была очаровательна! Белокурая девушка лет восемнадцати стояла, скромно потупив взор. На ней было аккуратное синее платье, сшитое, насколько я мог судить, по английской моде, но явно более подходящее простолюдинке, нежели виконтессе. Почувствовав мое присутствие, она подняла голову, и наши взгляды встретились. Я был заворожен глубиной ее карих глаз. Несомненно, она догадалась, что я и есть тот человек, который отвезет ее в Россию. Она смотрела на меня с покорностью и благодарностью, как бы вверяя свою судьбу мне.

Я не сомневался, что она ответит взаимностью, и ликовал, представляя себе, как она расцветет, когда я закажу ей наряды, достойные королевы, а старые платья она раздаст прислуге.

Рядом с нею стоял лакей. Похоже, он да и мистер Блотт заметили, какое воздействие произвела на меня встреча с девушкой. Однако их лица хранили невозмутимые выражения.

Я улыбнулся, вознамерившись вопреки этикету представиться ей сам. Ее четко очерченные губы дрогнули в ответной улыбке. И вдруг раздался окрик:

— Николь! Что ты встала столбом!

Послышались быстрые и четкие шаги, и из боковой комнаты вышла женщина лет двадцати пяти, не меньше. Ее черные волосы были уложены в прическу, — уверен, на укладку она потратила целое утро. Она сбросила легкую шубку на руки лакею и подтолкнула девушку, побуждая ее к действию, насчет которого, очевидно, распорядилась ранее.

— Николь! Шевелись! Шевелись давай! — повторила дама.

Девушка опустила голову и быстро прошла в глубину дома. Я слегка посторонился, и синее платье из тарлатана мимолетно коснулось моей руки. Ее госпожа заметила меня и, выдав лучезарную улыбку, воскликнула:

— Ах, простите! Я не видела вас! Эти слуги бывают такими несносными! Вы, должно быть, граф Воленс?

Не успел я поправить ее, как из-за спины раздался ироничный голос Новосильцева:

— Воленс-Ноленс!

— А я виконтесса Элен де Понсе, — щебетала дама. — Граф Саймон сказал, что вы отвезете меня в Россию. Это очень мило с вашей стороны!

Она подала мне руку, я коснулся губами ее запястья. Дама пошла вперед, увлекая меня за собою.

— Здравствуйте, мистер Николя, — поприветствовала она Новосильцева.

— Доброе утро, мисс Элен, — ответствовал он и, повернувшись ко мне, спросил: — Что-то случилось? Вы как-то странно выглядите?

— Нет-нет, ничего, — поспешно ответил я.

А виконтесса де Понсе смерила меня торжествующим взглядом. Похоже, эта напыщенная гусыня решила, что я сражен ее чарами!

Она расположилась в кресле, откуда-то явился черный кот, которого накануне едва не пришиб мосье Каню. Животное потерлось мордой о ноги виконтессы, и она взяла его на руки.

— Нуар, Нуар, — проворковала виконтесса и, взглянув на меня, спросила: — Скажите, граф, в чем заключается ваша миссия?

— Я должен предотвратить войну, — сказал я с некоторым сарказмом.

— Да? — Виконтесса несколько растерялась. — А как вам погода?

— Погода? — переспросил я и, бросив взгляд на Новосильцева, ответил: — В России удушливая, а здесь отвратительная.

— Знаете, граф, — доверительным тоном произнесла виконтесса, — в Англии на вопросы о погоде принято отвечать «fine, very fine».

— Благодарю за подсказку, — промолвил я, — но, полагаю, вам нужнее изучить российские обычаи, чем мне английские.

— Я слышала, что с вашим другом случилось несчастье, — неожиданно серьезным тоном сказала мадемуазель де Понсе.

— Его убили, — ответил я.

На лице виконтессы де Понсе ни единый мускул не дрогнул. Впрочем, чего я ждал от женщины, родителей которой гильотинировали.

— Не могу простить себя, — добавил я. — Это была моя вина.

— Ваша?! — изумилась она.

— Именно. — Я кивнул. — На подъезде к Лондону на нас напали грабители. Я настоял на том, чтобы дать им отпор. Одному из них я прострелил руку.

Виконтесса посмотрела на меня с изумлением и даже отчасти с возмущением, словно полагала, что такой человек, как я, никак не мог сразиться с разбойниками, и теперь обманываю ее. Я и сам удивился тому, что присвоил заслугу Феклистова. И зачем? Какое мне дело до этой напыщенной виконтессы? Для чего вдруг понадобилось предстать в ее глазах героем? И отчего после того, как преувеличил свою роль, сомнение, выказанное виконтессой, еще больше задело мое самолюбие?

Николай Николаевич затеял дискуссию о преимуществах английской политической системы. Я откликался невпопад, а виконтесса Элен де Понсе оказалась собеседницей скучной, поскольку ее ответы диктовались не собственным мнением, а лондонским этикетом, содержавшим только одно выражение — «very fine». Ну, или просто «fine» — на случай полного несогласия с собеседником.