Книга Трепетные птички, страница 2 – Лев Портной

— Не хочешь как хочешь, — сказал он и, покачав головой, добавил. — Тут не удержишься, не-е.

— Ладно, поживем — увидим, — ответил я. — Давай, дядь Саш, бывай. Пойду шмотки свои разбирать.

Я пожал дворнику руку, вошел в подъезд и, перешагивая через две ступеньки сразу, взлетел на третий этаж.

Я провел четыре года в казарме военного училища, три года в раздевалке дивизионного спортзала, еще четыре года в общежитии и наконец-то въехал в собственную комнату, пусть даже в коммуналке. И никакие соседи мне были нестрашны, будь они хоть физики, хоть химики, и «малой ихний», тем более — «молчун». После того, как я в должности замполита командовал полком — а это тысяча дюжих молодцев один дурней другого, — было б смешно не справиться с тремя гражданскими, двое из которых нормальные.

Я открыл входную дверь и прошел в свою комнату. Она была небольшой — пятнадцать квадратов, благодаря двум окнам светлой и по этой же причине неудобной: и так мебель ставить некуда, а тут еще окнами заняты не одна, а две стены, квартира-то торцевая.

Комната числилась за мною давно. Мне ее отец пробил к званию капитана. Однако все это время ее занимали Воронковы. Месяц назад моя матушка их согнала и к моему приезду побелила потолок, покрасила подоконники и рамы и поклеила обои. Комната выглядела чистой и уютной. А я стоял в центре среди неаккуратно расставленной мебели и как заправский борец пытался взглядом испепелить гардероб, чтобы раздавить его морально, прежде чем загнать в угол и прижать лопатками к стене. Когда же, собравшись с духом, я налег на него всем корпусом, раздался стук в дверь.

— Да! — откликнулся я. — Входите.

Дверь приоткрылась, и в образовавшуюся щель протиснулась голова, принадлежащая мужчине лет сорока.

— Ой, здрасьте, — дурашливым голосом произнесла она.

Вслед за головою в комнату протиснулся ее владелец, который, казалось, в свои сорок лет впервые в жизни напился и теперь спешил поделиться с окружающими новыми ощущениями. Вот только спиртным от него не пахло. Это был мой сосед, Воронков Игорь Анатольевич, которого я раньше не видел, потому что его запирали в комнате. Я испытывал замешательство, не зная, как себя вести в обществе с сумасшедшим. Воронков сам пришел мне на помощь, нарушив неловкую паузу.

— Послушайте, — зашептал он, озираясь на дверь. — Я должен сказать вам очень важную вещь. Но вы должны обещать мне, что никому ничего не расскажете. Обещаете?

— Обещаю, — произнес я.

— Дело в том, что я это совсем не я! — торжественным полушепотом объявил сосед.

— А кто?

— Я дух из Кандурова.

— Откуда?! — удивленно переспросил я.

Воронков возмущенно замахал руками.

— Да не откуда, а чей. Искандурова.

— Какого еще Искандурова? — уточнил я, наивно полагая, что в лепете соседа есть хоть капелька смысла.

— Да того, что помер здесь до вас, — объяснил Воронков.

— А-а, — протянул я.

А про себя подумал о том, как мне повезло, что Игорь Анатольевич не сошел с ума до того, как отец сделал мне прописку. Ведь в нашей стране те, у кого мозги перенапряжены, имеют право на дополнительную жилплощадь. Сколько-то полагается кандидатам наук, сколько-то докторам, а если совсем чокнешься, то можешь претендовать на отдельную комнату. Трекнись Воронков чуточку раньше, и не видать мне этой комнатушки как своих ушей.

И пока я думал об этом, своевременно свихнувшийся сосед продолжал убеждать меня в том, что он это совсем не он, а тот предыдущий жилец, у которого новоселье совпало с собственными похоронами.

— А Игорь Анатольевич, который здесь жил, сейчас где? — спросил я, испытывая небольшой стыд за это легкое издевательство над больным человеком.

— Воронков-то? Да он здесь! — убежденно ответил сосед.

— Где — здесь?

— Послушайте, вы мне не верите. Вы думаете, что я сошел с ума. А я не сошел с ума. Я недоперепил.

— Чего? — удивился я.

— Ну, известно же чего! Выпил меньше, чем хочу, но больше, чем могу, — пояснил свою мысль Воронков и добавил, чтобы быть еще яснее. — Я немножечко пьян.

Сумасшедшего я видел первый раз в жизни, да еще такого, у которого сумасшествие выражалось в том, что он считал себя пьяным. Повезло же Елене Владимировне, жене Воронкова. Такой муж — ценная находка для научной работы женщины-психиатра.

— Вот это вот, — бубнил мнимый алкаш, тыча себя в грудь, — тело Воронкова, а в нем сижу я, дух Искандурова. А сам Воронков стал полтергейстом. Он живет здесь и ревнует меня к своей жене. Хотите посмотреть?

— Давайте-ка в другой раз? — попросил я, решив, что этот концерт пора заканчивать, поскольку, если насладиться им сразу же в полной мере, скучно будет потом, а впереди таких представлений обещало быть много.

Однако Воронков был иного мнения.

— Когда я пользуюсь тем, что Леночка думает, будто я ее муж, и начинаю к ней приставать, полтергейст Воронков сейчас же набрасывается на меня. Пойдемте-ка, я вам докажу.

С этими словами Воронков потащил меня в коридор. Решив, что представился удобный случай сплавить несчастного шизика в руки его супруги, я последовал за ним. Он, покачиваясь и как натуральный пьяный натыкаясь на стены, прокрался на кухню. Я шел сзади. Возле кухонного стола спиной к нам стояла Елена Владимировна — женщина тридцати пяти лет с короткой стрижкой и крашеными волосами. Белая футболка и черные треники подчеркивали стройную фигуру.

Воронков молча протянул руку и от души прихватил супругу за мягкое место. Он сделал это так сочно, что у меня даже мелькнула мысль: не прикинуться ли и мне сумасшедшим, если при этом будет позволительно щипать Елену Владимировну за ягодицы. Потом я подумал, что вряд ли психиатр Воронкова возьмет столько работы на дом, и если я сойду с ума от ее попки, то меня она, скорее всего, отправит куда-нибудь в «Кащенко».

Елена Владимировна вскрикнула:

— Боже мой! Гоша, как ты меня напугал! — она повернулась к нам. — Извините, пожалуйста, Саша. А ты, Гоша, иди в комнату, тебе здесь нечего делать.

Ее взгляд выдавал деспотичный характер. «Не можешь — научим, не хочешь — вылечим!» — говорили ее мутно-карие глаза.

— Дорогуша! — Игорь Анатольевич попытался обнять жену.

Она увернулась и, развернув мужа на сто восемьдесят градусов, вытолкала его из кухни и повела в дальнюю комнату, где он и содержался. Я машинально шел следом. И вот тут-то произошло нечто из ряда вон выходящее. В коридоре на стене висел фагот. Это был не тот фагот, на котором играл Витя, сын Воронковых, его инструмент хранился в футляре. Этот же использовался как часть интерьера. Так вот, когда под ним проходила Елена Владимировна, он сорвался со стены и, перелетев через голову соседки, грохнул по голове ее мужу. Я застыл с разинутым ртом, не понимая, как могла сорвавшаяся со стены труба выполнить такую траекторию полета? А сумасшедший Гоша, казалось, только этого и ждал.