Онлайн книга «Беглая монахиня»
|
Рудольфо стоило больших трудов остановить Магдалену. — Ты забываешь, что Девять Незримых ничего общего с Церковью и папством не имеют. Как раз наоборот. В одной из девяти книг раскрывается, что именно привело к враждебному отношению Церкви к женщине и кто из мужчин — а это были исключительно мужчины — в ответе за это. И эта книга относится к сокровищам мудрецов. Можешь себе представить, что опубликования одной этой книги было бы достаточно, чтобы расшатать устои Церкви. — Ты читал эту книгу? — И не только эту. — И ты знаешь, где спрятаны все девять книг? — Разумеется. Моя задача как хранителя тайных книг в том и заключается, чтобы держать место тайника в секрете, вплоть до моей кончины. Даже восьми остальным неведомо это место. — А почему именно ты, канатоходец, удостоился такой чести? — Это долгая и весьма неправдоподобная история. — Рудольфо молча посмотрел в глаза Магдалене и после долгой паузы серьезно произнес: — Послушай, ты же прекрасно понимаешь, что я рассказал тебе гораздо больше, чем позволяет кодекс Девяти Незримых. Поклянись держать язык за зубами. Магдалена кивнула: — Не волнуйся. Ни одно слово, касающееся сокровищ человечества, не слетит с моего языка. Конечно, мне страшно любопытно узнать, где хранятся девять таинственных книг. Ведь не здесь же, в цирковом фургончике? Рудольфо от всей души расхохотался, глядя на Магдалену, которая с любопытством маленькой девочки пыталась выведать у него секрет. — Я тебе все это только потому рассказал, что уверен: ты не будешь выспрашивать у меня, как добраться до книг. Будь то для себя самой или для какого-нибудь скрытого заказчика. Но, поверь мне, нет большего груза на душе, чем тайна. Человеку больше свойственно говорить, чем молчать. Словно желая уличить канатоходца в неправоте, Магдалена замолчала на какое-то время. Но не потому, что ей было не о чем спросить его, нет, она все-таки надеялась, что он не выдержит и выдаст ей свою тайну. Все, что он ей поведал, лишь распалило ее любопытство. Она нерешительно подошла к нему и обвила руками его шею. — Могу себе представить, кого ты имел в виду, когда говорил, что не надо у тебя ничего выпытывать. — Не дождавшись от Рудольфо ответа, она продолжила: — Это Ксеранта. Я права? — Она хотела узнать больше, — не выдержал Рудольфо. — Ксеранта все время старалась что-то выведать у меня. Именно из-за этого изображала пылкую, чаще всего назойливую любовь. — А ты не говорил ей, что не собираешься отвечать на ее фальшивые чувства? — Неоднократно, можешь не сомневаться. Думаю, у нее были подстрекатели, которые манипулировали ею и науськивали на меня. — И кто бы это мог быть? Рудольфо пожал плечами. — Теперь-то мне понятно, почему Ксеранта с самого начала видела во мне врага, — задумчиво произнесла Магдалена. — А ты в ее присутствии когда-нибудь упоминал «Книги Премудрости» или тайну Девяти Незримых? — Нет, никогда! Именно это меня и настораживает. Могу предположить, что либо она сама, либо какой-нибудь сомнительный инспиратор слышал о тайне, но не знал подробностей. — Скорее всего, ты чем-то выдал себя. Попробуй вспомнить! — Она все еще обнимала Рудольфо. Канатоходец принужденно засмеялся: — О, сколько раз я задавался этим вопросом, но мои измученные мозги так ничего и не вспомнили. — А ты когда-нибудь призывал Ксеранту к ответу? — Я не видел в этом смысла. У меня ведь не было полной уверенности, что это правда, а не мои фантазии. Тогда бы я уж точно выдал себя. Снаружи донеслось веселое, разухабистое пение. Возничие, набившие животы, сгрудились вокруг костра и распевали свои песни. Так они обычно развлекались. — Тсс! — Магдалена приложила палец к губам. Рудольфо, привыкший к луженым глоткам своих кучеров, вопросительно взглянул на нее. — Ты слышишь, что они поют? — спросила она. Монашка к нам явилась, В Рудольфо вмиг влюбилась. Тра-та-та, тра-та-та, тра-ля-ля-ля, Тра-та-та, тра-та-та, тра-ля-ля-ля, Ксеранта не вернется, Монашке все неймется. Тра-та-та, тра-та-та, тра-ля-ля-ля, Тра-та-та, тра-та-та, тра-ля-ля-ля. Канатоходцу стоило немалых усилий утихомирить разбушевавшуюся Магдалену. Самыми невинными словами, которыми она награждала возниц, были «неотесанные чурбаны» и «мерзкие хулиганы». Лишь когда Рудольфо с ироничной улыбкой поинтересовался, учат ли в монастыре таким ругательствам, она успокоилась. — Они ничего плохого не имеют в виду, — добавил он, — это скорее безобидное времяпрепровождение, не стоит раздувать скандал. Они бы никогда не осмелились оскорбить Великого Рудольфо, человека, на которого работают. Поэтому было бы глупо ставить их на место. И в самом деле, кучера спели еще две песни — о борьбе крестьян против союзных князей и о тех страданиях, которые они принесли народу, — и обе заканчивались тем же «тра-та-та, тра-та-та, тра-ля-ля-ля», и вскоре все стихло. Магдалена без тени смущения начала раздеваться, хотя ей было странно делать это при свете. В монастыре было принято разоблачаться лишь в полной темноте, и то до длинной белой рубашки, которая не снималась даже на ночь. Если в летнюю пору приглушенный сумеречный свет или полная луна, не приведи Господи, заглядывали в маленькие оконца, ни одна монахиня не имела права посмотреть на соседку-насельницу. Это считалось греховным, хотя именно запрет и возбуждал желание у некоторых обитательниц монастыря. Казалось бы, Магдалена должна была быть зажатой, робкой и стеснительной в такой миг, представ перед канатоходцем в качестве доступного объекта для обозрения. Но ничего подобного она не испытывала — ни стыда, ни смущения, ни тем более страха перед неизведанным. Развязывая ленточки нижней юбки, она благосклонно поглядывала на Рудольфо, словно сластолюбивая блудница в бане. — Она соблазняла тебя? — спросила Магдалена без всякой связи с предыдущим разговором. — Ты имеешь в виду Ксеранту? — Конечно, кого же еще? — Скажем, она не раз пыталась сделать это. — Ну и?.. Говори же наконец! Канатоходец покачал головой, и Магдалену одолели сомнения, что он говорит правду. — Ты стала бы презирать меня, если бы это было иначе? — почти робко спросил Рудольфо. — Ни в коем случае! — выпалила Магдалена. — Я просто хотела знать. — Тогда ты это знаешь, — немного раздраженно бросил Рудольфо. — Нет, я не спал с ней. — А теперь не жалеешь об этом? Ксеранта ведь была аппетитная бабенка. |