Книга Кларкенвельские рассказы, страница 36 – Питер Акройд

С трудом протиснувшись сквозь толпу, Томас Гантер вгляделся в лицо покойника, ища признаки внутренних повреждений, и вдруг что-то смутно ворохнулось в его памяти. Где-то он уже видел несчастного, но где? Что за роль ему выпала перед кончиной? И тут лекарь заметил над левой грудью мертвеца пять маленьких кругов. Их начертил там Уильям Эксмью; когда горожане обнаружили тело Хэмо, Эксмью, подражая всеобщему злорадному возбуждению, с деланным восторгом оставил на бездыханном теле дьявольскую метку. Увидев круги, Томас Гантер отпрянул, пораженный неожиданным подтверждением того, о чем говорил Бого. Здесь крылась какая-то страшная тайна. Ему вдруг привиделся сонм людских душ, толпящихся вокруг этого трупа. Тьма взывала к тьме.

Гантер подошел к алтарю Космы и Дамиана. После пожара от него мало что осталось, на почерневших плитах валялась лишь вырезанная из свинца фигурка ребенка. Гантер опустился на колени, чтобы ее поднять, и вдруг заметил белевшую на черном полу странную метку. Он разгреб золу и мелкий мусор; перед ним был прокаленный огнем круг, который Эксмью нацарапал ножом.

— Господи помилуй! — воскликнул изумленный лекарь. Он поднял свинцовую фигурку ребенка и тихонько положил на алтарь. У него не осталось никаких сомнений: судебный пристав был прав, эти круги не случайны, это знаки какого-то темного заговора. Что же ему теперь предпринять? На суде мэра или епископа его могут поднять на смех, назвать пустобрехом; кто-нибудь заявит, что это он сам нацарапал круг. Но ведь Бого подсказал выход из этого лабиринта. Через пять дней Гантеру предстоял ужин с Майлзом Вавасуром по случаю годовщины благополучного удаления fistula in аnо [87] — удобная возможность поделиться своими мыслями. Вавасур — человек влиятельный, выступает в Высоком Королевском суде; он на дружеской ноге с лондонскими сановниками, ему виднее, как тут лучше действовать.

Наутро Хэмо Фулберд был объявлен средоточием пороков и мерзостей, противных роду человеческому, после чего ликующие горожане потащили труп по Сноу-Хилл, на мост Хорлборн-Бридж, вынесли за городские стены и там, на так называемой «ничьей земле», сбросили в известняковый карьер.

Пять дней спустя Томас Гантер поехал верхом к Скропс-Инн, где располагалась благоустроенная адвокатская контора Майлза Вавасура.

— Добро пожаловать, господин лекарь, — радушно приветствовал гостя Вавасур, ожидавший Гантера в своей маленькой гостиной окнами на Тривет-лейн; его голос и манеры сразу выдавали опытного, умелого краснобая. — Благодаря вам я уже три года сажусь спокойно, не вздрагивая от боли.

— Я привез вам свежей мази, чтобы остановить истечение крови.

— Слава богу, никакой крови нет.

Вошел слуга с бокалами красного вина на подносе.

— Что нового? — поинтересовался Томас Гантер.

— Что нового касательно короля? Вы ведь об этом спрашиваете, господин Гантер? Времена нынче суровые, лихие.

Оба знали, что Генри Болингброк двинулся из Честера на запад. Короля Ричарда он вез с собой. Войско выступило из Нантвича в Стаффорд и со дня на день должно было подойти к Ковентри. От имени короля Болингброк уже повелел созвать в конце сентября парламент. Майлз Вавасур был членом парламента от Лондона, так что ему предстояло явиться на заседание.

— Я бы охотно оказался за тридевять земель от Вестминстер-Холла, — признался он Гантеру. — Не так-то легко лишить королевство его законного монарха. Но я — слуга Генри. Работал на него в судах… — Он осекся. — Словом, меня все еще терзают сомнения — то ли выступить «за», то ли «против». — На самом деле барристер, конечно, лукавил: он давно был настроен против короля. — Разве можем мы просто вытравить имя Ричарда?

— Неужели до этого дойдет?

— Дойдет, как пить дать.

— Не проще ли для Генри оставить короля на троне, но править страной самому?

— На одном блюде двух лебедей не подают. Правитель бывает один.

— Герцог — человек ловкий.

— Верно, ловкий. Изловит Ричарда и посадит в клетку.

— А монахиня уже звонит во все колокола.

— Да? Это как же?

— Говорит, будто колосья нынче лежат под корнями. Что мир вывернут наизнанку.

— Ей лишь бы перечить, — отрезал Вавасур. — Эта женщина — смутьянка. Того и гляди доведет народ до помешательства. Пора привязать ее к стулу и бросить в воду, как бросают ведьм и мошенников.

— Что вы! Сестра Клэрис стала Христовой любимицей. Простолюдины смотрят ей в рот.

— Вот дрянь! — не сдержался барристер и резко сменил тему; этим приемом он часто пользовался в суде. — Очень кстати вы ко мне приехали, я как раз вспомнил, что у меня до вас надобность: нога разболелась, терпежу нет. Словно молнией прошибает, от спины до ступни.

— Ишиас, наверно.

Гантер полагал, что эта немочь — симптом меланхолии или нервозности, и лечить ее надо не порошками и микстурами, а полным покоем и праздностью. Но он понимал, что для утешения его подопечным необходимы травяные настои.

— Острая, пронзительная боль, сэр Майлз…

— Не продолжайте, она мне слишком знакома.

— Для начала дам вам водяной перец, его еще зовут жгучим.

— Какое там начало! Недуг давно меня донимает.

— Тогда отлично поможет сок пиретрума девичьего с медом. Пришлю вам с посыльным. Ночью часто просыпаетесь?

— Очень часто.

— Черная одурь наладит вам сон.

— Вы имеете в виду белладонну?

— Ее и так называют.

— Но ведь это растение губительно для людей, разве нет? — спросил барристер, изображая завидную осведомленность; к этому приему он тоже часто прибегал, допрашивая в суде свидетелей противной стороны.

— Отчасти. Но не слишком. Останетесь довольны.

— Иначе говоря, не стоит опасаться зелий, полученных от вас, верно, господин лекарь? — Он картинно допил вино и протянул Гантеру правую руку. — Видите кольцо на мизинце? Этот камень был извлечен из жабьей головы.

— Я его хорошо знаю. Это бура, или келонидис, черепаховый камень.

— Он предохраняет от яда. Его сила мгновенно доходит до самого сердца.

В тот же миг зеленый камень ярко сверкнул в свете свечи, словно вспыхнул огромный костер — сигнал тревоги, пронеслось в голове у Гантера. Лекарь заморгал. Костра — как не бывало. Но он верил в видения и вещие сны. Значит, сейчас ему был дан знак касательно Майлза Вавасура.

— Ну, что, пойдемте ужинать?

Законник повел гостя в столовую. На возвышении был накрыт большой, устланный расшитой парчовой скатертью стол; на противоположных его концах стояло по стулу. У одной стены высился буфет, полный золотой и серебряной посуды с фамильным гербом Вавасура, поблескивавшей в свете факелов и свечей. У стены напротив, на низком дубовом сундуке лежали бумаги, а над сундуком висел гобелен со сценами из сказания о Короле любви. [88] По сигналу хозяина вошел слуга, почтительно поклонился обоим и принялся обносить их мясными блюдами. Вскоре они отужинали, выпили по бокалу за избавление от свища, и Гантер как бы между прочим обронил, что видел тело Хэмо Фулберда, когда оно еще лежало в церкви Гроба Господня. На это Вавасур заметил, что его поразил накал ненависти столь молодого человека к Церкви Божией. Интересно, отозвался лекарь, обнаружатся ли после смерти Хэмо еще какие-нибудь еретики.