Книга Пустое зеркало, страница 7 – Тони Поллард

Все это укрепило дружбу Гросса и Вертена. Многие считали шумного и задиристого криминалиста черствым эгоистом, но Вертен знал, что душа у Гросса мягкая и добрая.

Тявканье длинношерстной таксы отвлекло адвоката от воспоминаний.

— Надеюсь, Гросс, вы не станете проводить прямых аналогий с убийствами в Пратере, — произнес он. — Ведь, если память мне не изменяет, в Пёльнау убийцей оказался почтмейстер, который первое преступление совершил из ревности, а потом убил еще двоих и сцедил кровь, чтобы отвести от себя подозрение.

— Мой долг — проверить все версии. В газетах писали, что у евреев принято на какой-то их праздник добавлять в мацу христианскую кровь. Приходилось учитывать и такое.

Вертен резко остановился.

— Вы что, серьезно? Это же антисемитизм чистой воды. Ритуальные убийства, какая чушь. На пороге двадцатого века.

— Но тела убитых обнаружены в Пратере, — заметил Гросс. — Там рядом еврейский квартал.

— Нет, ну это просто невозможно. Да, я ассимилирован, но по-прежнему еврей и нахожу подобного рода теоретизирование в высшей степени для себя оскорбительным.

— Перестань кипятиться, Вертен, — произнес Гросс ровным голосом. — Расследуя преступление, я ничего не принимаю на веру. Мой подход чисто научный, лишенный предубеждений. Позвольте перечислить, что мне известно. Имеются пять убитых, двое мужчин и три женщины. Возраст разный, от восемнадцати лет до пятидесяти трех, среди жертв есть люди из общества, но есть и из социальных низов. Метод умерщвления — вот единственное, что связывает эти преступления. Убийца ломает жертвам шеи, затем сцеживает кровь, после чего отрезает носы и оставляет тела в одном и том же месте. Отсюда я делаю вывод, что мы имеем дело с мужчиной достаточно сильным, чтобы сломать человеку шею, и достаточно умелым в обращении с ножом или другим весьма острым инструментом, чтобы сделать одинаковые разрезы сонной артерии. Вот все, что я пока знаю, Вертен.

— Но почему он отрезает носы? Это что за ритуал?

Гросс в ответ усмехнулся.

Вертен кивнул:

— Понимаю. Что-то вроде автографа?

— Великолепно, Вертен. У вас действительно первоклассное дедуктивное мышление. Вам не следовало бросать уголовные дела. — Гросс подождал реакции Вертена и, не дождавшись, продолжил: — Вспомните карикатуры на евреев. Что там самое характерное? Да, именно крючковатый нос. Так что не исключено, что это своеобразная садистская форма мести — отрезать носы христианам. Такой автограф мог оставить и еврей.

— Надеюсь, вы выступаете сейчас как адвокат дьявола, не более того?

Криминалист в очередной раз пожал плечами:

— Я всего лишь обозначаю одно из возможных направлений расследования.

— Но ведь Климт не еврей и не антисемит.

— Точно так же, как не являлся ни тем и ни другим почтмейстер, убийца в Пёльнау, о котором вы любезно мне напомнили, — отозвался Гросс. На его лице играла ироническая улыбка. — Но это лишь указывает, что таким способом можно пустить следствие по ложному пути.

Вертен молчал, и Гросс принялся развивать мысль:

— Мой друг, я предвижу в этом деле множество трудностей. Тут самое главное — ничего не упустить. Франция, конечно, прославилась своим «делом Дрейфуса», но, заверяю вас, в Австрии полно своих доморощенных фанатиков-оптимистов. Некоторые из них мои земляки. Родом из Штирии. Взять хотя бы Шёнерера [11] и его соратников, немецких националистов. Или нового бургомистра Вены Карла Люгера, [12] прославившегося своими антисемитскими высказываниями. Достаточно вспомнить его знаменитую фразу: «Кто еврей — решаю я». Если в газетах появятся подробные описания убийств в Пратере, эти господа сразу же объявят их ритуальными. А евреев убийцами. При бургомистре, который проповедует ненависть к евреям с политической трибуны, что может получиться? Правильно, погромы.

Вертен хорошо знал, о ком идет речь. Этот человек, которого мелкая буржуазия любила и называла Красавчик Карл, был политическим шарлатаном и демагогом, использующим антисемитизм для завоевания популярности у венцев. Из-за его взглядов император трижды отказывал ему в утверждении на пост бургомистра.

— Так что сами видите, Вертен, — пророкотал Гросс, — какое у нас положение. Нам нужно раскрыть эти убийства, прежде чем пойдут слухи. Прежде чем некоторые шустрые журналисты раскопают информацию и опубликуют за границей.

— Как адвокат, — наконец подал голос Вертен, — я прежде всего должен доказать невиновность моего клиента, Густава Климта.

— Но это одно и то же, — произнес Гросс с пафосом. — Либо он совершил все пять преступлений, либо ни одного. Потому что иным способом художник никак не мог узнать автограф убийцы.

Некоторые считают, что он повлиял на взгляды жившего в то время в Вене молодого Гитлера. Во всяком случае, сам фюрер это признает в «Майн кампф». Его фразу «Кто еврей — решаю я» любил повторять Герман Геринг. Люгер внес большой вклад в развитие Вены в начале XX века. Его имя до сих пор, несмотря на протесты антифашистов, носят один из бульваров венского Ринга и крупнейшая церковь («Мемориальная церковь Карла Люгера») на Центральном кладбище Вены.

Внезапно Вертен ощутил беспокойство. Теперь он уже не был уверен, что ему следовало обращаться за помощью к Гроссу. Возможно, и его решение заняться этим делом было опрометчивым. В течение двух поколений Вертены тщательно скрывали свои еврейские корни. А что, если это расследование снова навсегда свяжет его с евреями? Но погибшая ни за что девушка взывала с мраморного стола о возмездии. Он не имел права отказываться.

До пригорода Оттакринг пришлось долго тащиться на трамвае. Видимо, чтобы убить время, Гросс завел разговор о наблюдательности.

— Я полагаю, Вертен, вы обратили внимание на прозектора в морге.

Адвокат тогда был настолько подавлен обстановкой, что запомнил только его заляпанный кровью халат.

— Вынужден признаться, нет, — ответил он.

Трамвай пересек Гюртель, внешнюю кольцевую дорогу города. Дальше пошли построенные за последние несколько десятилетий серые многоквартирные дома, где жил простой люд.

— Вы уверены? — Казалось, Гросс был искренне удивлен. — Друг мой, попытайтесь восстановить в памяти зал в морге. Вызовите в воображении обстановку, освещение, а затем уберите все лишнее. Оставьте только прозектора, сосредоточенного на своей работе настолько, что он не потрудился на нас посмотреть. Вглядитесь в него, Вертен. Ищите что-то красное.