
Онлайн книга «Портрет Мессии»
— Но приказы исходят от Тиберия! — Вы уверены, наместник? Пилат вздохнул. — Нет. Но если я попробую связаться с Тиберием и узнать правду, Сеяну сразу станет это известно. — Тогда придется выполнять приказ… И готовиться к худшему. — Думаю, ты прав. Кесария Осень — зима 29/30 года н. э. Несмотря на просьбу Пилата арестовать Иешуа, Антипа делать этого не спешил, и святой человек продолжал свободно проповедовать в Галилее. Наместник осведомился о причинах задержки и узнал, что Иешуа выработал своеобразную тактику — говорил с людьми несколько часов, а затем быстро уходил, всегда на шаг опережая соглядатаев Антипы. «Это все равно что гоняться за ветром», как образно выразился посланник тетрарха через несколько месяцев после того, как Пилат обратился к Антипе за помощью. Позже, оказавшись наедине с наместником, Корнелий просил разрешения высказаться. Пилат понимал, какое недовольство у Рима может вызвать эта отсрочка, и с надеждой смотрел на своего верного слугу. Разумеется, пусть говорит! — Если человек хочет поймать ветер, наместник, глупо гоняться за ним, как это делает Антипа. Надо поставить парус и ждать. — Иными словами, предвидеть, куда он подует? Это невозможно! Наши патрули ловят воров, которые раскинули свои шатры в пустыне, но этот человек сегодня ночует в одном месте, а завтра — в другом. У него нет лагеря, нет шатра, нет дома. Нельзя предвидеть, где он окажется в тот или иной день! Я уверен в этом. Он избегает Тивериады, Кесарии и Иерусалима. — Насчет Иешуа не знаю, но Иуда далеко не глуп. Он знает, что Антипа гоняется за назаретянином, и должен понимать — время на исходе. Если он останется в пустыне надолго, ему конец. Но в Иерусалиме, на Песах, целая армия сторонников будет ждать своего царя. Иерусалим Песах 30 года н. э. Узнав, что Пилат вместе со своим двором находится в Иерусалиме, Никодем пригласил наместника к себе в имение. Пилат прибыл в полдень с необычно большим эскортом и провел долгий и приятный день в роскошных банях друга. Вечером его ждал столь же богатый пир. Утром Никодем и сын повезли Пилата в пустыню, чтобы полюбоваться чудом — недавно построенным акведуком. Место преобразилось до неузнаваемости, с чем Пилат и поздравил своего друга. — Да ты настоящий провидец, Никодем! — воскликнул он. — Напротив, друг мой, не я, а ты. Именно ты способствовал дальнейшему процветанию всей Иудеи! — Боюсь, Иудея предпочитает смерть процветанию. — Я не совсем понимаю… — Много идет разговоров о каком-то иудейском царе, долгожданном Мессии. Скажи, Никодем, неужели люди и впрямь столь наивны, что считают, будто можно уничтожить власть римлян, доверившись человеку, который якобы творит чудеса? — Есть люди, способные взбудоражить целые толпы, но они по большей части бесправны. Они находят свою аудиторию в деревнях, где жители ходят в лохмотьях и весь день работают за кусок хлеба, такой, что я бы и собаке побрезговал бросить. В городах у них нет благодарных слушателей. Несколько лет назад я видел человека, который очень неплохо управлял городскими толпами. — Подобные люди встречаются редко. И крайне опасны для мира и спокойствия. — Возможно, ты его знаешь. Иуда Искариот. Глаза Никодема сверкнули. — Знаю. Он сын очень богатого купца. Связался с какими-то радикальными элементами, и, насколько я помню, отец лишил его за это наследства. В беседу вмешался сын Никодема: — Иуда — ученик раввина, о котором я тебе рассказывал, отец. Помнишь? — Того, который якобы презирает деньги? — со смехом воскликнул Никодем. — Расскажи Пилату, о чем вы с ним говорили. — Я путешествовал по делам и слышал, как говорит этот человек. И чем дольше слушал, тем больше нравились мне его слова. Он вовсе не из тех, кто хочет избавиться от опеки Рима. Нет, вместо этого он говорил о Царстве Божьем. Я потом к нему подошел: думал, что такому человеку стоит помочь, но когда спросил, что смогу для него сделать, он ответил, что я должен распродать все нажитое и раздать деньги бедным, а потом уйти с ним в пустыню. — Можете себе представить? — откликнулся Никодем-старший. Пилат не ответил, лишь как-то странно глядел на молодого человека. А тот добавил вполне серьезно: — И знаете, я едва не пошел за ним. — Почему? — спросил Пилат. Им вдруг овладело любопытство. Молодой человек улыбнулся — загадочно и счастливо одновременно. — Наверное, потому что сам никогда не решился бы поступить именно так. — Он хочет разрушить Рим, — сказал Никодем. — Все они одинаковые, эти бунтовщики! — Мы с отцом все время спорим об этом раввине. — А все потому, что мой сын был еще младенцем, когда Иуда из Галилеи захватил храм. Он не помнит те времена и что тогда произошло. — Я слышал разные истории, отец. — Истории — это одно. А кровопролитие — совсем другое. Было время, когда я уже стал думать, что Иерусалим превратится в новый Карфаген — все люди перебиты, город разрушен, земля разорена. — Он говорил о Боге, а не о восстании! — А как разыскать этого человека? — спросил Пилат. Никодем с сыном удивленно взглянули на него. — Если он действительно такой великий врачеватель, — добавил Пилат, — я бы мог воспользоваться его услугами. — Его очень трудно найти, — уклончиво ответил молодой человек. — Ты мог бы сообщить мне, если он вдруг появится в Иерусалиме? Молодой человек слегка склонил голову, делая вид, что это ему безразлично. — Вы знаете, мы всегда готовы помочь, чем можем. Оставшись наедине с Никодемом, Пилат поведал ему всю правду. Тот слушал внимательно и молча, прежде чем высказать свое мнение. — Думаю, твой центурион прав. Сеян хочет войны. Он знает, ты исполнишь свой долг до конца, просто потому что обязан. Он надеется, что Иуда пойдет навстречу. И совершить такое ему вполне по силам. В Иерусалиме у него до сих пор много друзей. — Я не могу не исполнить приказа. А если я займусь Иудой? Ведь остальные, те, кто следует за Иешуа, люди самые простые. Без своего проповедника и особенно Иуды им просто не по силам поднять восстание против римских гарнизонов. Мои приказы носят весьма специфический характер, Никодем. Всех последователей Иешуа надо оставить в покое. Если вдруг Иуда погибнет, Сеян знает, на кого можно возложить вину. Если я убью Иуду, мне придется перерезать себе вены. Никодем задумался, потом заметил: |