
Онлайн книга «999. Последний хранитель»
Последние слова были произнесены решительно и угрожающе. Джованни с показным спокойствием загасил наполовину выкуренную сигарету и спросил: — Следовательно, смерть де Мола была бы своевременной? — Да, — сказал фон Макензен, улыбаясь и разводя руками. — Весьма. — Я понимаю, — холодно отозвался Вольпе, — но я вовсе не расположен… — Нет-нет, — перебил его Цугель и совсем не по-дружески вцепился ему в локоть. Джованни с содроганием посмотрел на руку Цугеля, покрытую розовато-коричневыми пятнами, похожими на чешую. — Нет, — продолжал тот. — Вы ученый. Этими маленькими проблемами займемся мы. Вы только объявите нам когда и как. — «Как» меня не интересует, но не забывайте, что сейф останется запертым еще на двадцать лет, если смерть маэстро не будет выглядеть естественной. Вольпе высвободил руку. — Я только хочу… чтобы все прошло в соответствии с нашим договором. — Будьте спокойны, — произнес фон Макензен. — Доктор Гиммлер уже отдал распоряжение об оплате. Сказать по правде, он был слегка удивлен и раздражен, когда узнал, что вы запросили доллары вместо наших марок, отдав предпочтение Америке. Но все пойдет по плану. Как только де Мола умрет и вы доставите нам книгу, ваш швейцарский счет пополнится двумястами тысячами долларов. Но предупреждаю вас! Если книга того не стоит, вы не воспользуетесь ни единым центом. — Стоит, стоит, и намного больше, я уверен. — А что вы будете делать с такой кучей денег? — С вашего позволения, поеду именно в Соединенные Штаты, потому и прошу доллары. — Прекрасно, герр Вольпе. Вы вольны отправиться куда пожелаете. Но учтите, если доктор Гиммлер будет недоволен, то мы вас все равно найдем, даже если вы измените внешность и заведете себе новый паспорт. У нас и в Штатах есть много друзей. — Когда вы предполагаете все осуществить? — А вы так спешите? — спросил Цугель с двусмысленной улыбочкой. — Нет-нет. Но мне казалось, что это вы торопитесь. Вольпе посмотрел ему прямо в глаза. — Очень скоро, — сказал посол и протянул ему руку, давая понять, что разговор окончен. Джованни Вольпе открыл портфель, вытащил оттуда книгу в красном сафьяновом переплете с золотым обрезом и положил на стол. Посол на миг застыл от изумления, но тут же улыбнулся и провел рукой по лбу. — Герб принца Конде, — сказал он, погладив титульный лист. Затем достал из ящика стола конверт и протянул Джованни. Тот засунул его во внутренний карман пиджака. — А сосчитать не хотите? — спросил Макензен. — Две тысячи долларов — это немало. — Нет, — серьезно ответил Вольпе. — Я вам доверяю. ~~~
Рим Воскресенье, 17 декабря 1486 г. Хор чистых голосов в базилике Святого Петра запел вступительное «Miserere», когда граф делла Мирандола и Джироламо Бенивьени вошли в храм. Они двинулись по правой стороне второго нефа, и их длинные одежды зашуршали по брусчатке пола, поднимая маленькие облачка пыли. Со дня смерти Николая V, вот уже больше тридцати лет, базилика представляла собой открытую строительную площадку. А учитывая, как давно тянулись работы, видно было, что еще надолго так и останется. Папа вошел через парадный вход, и сразу заиграли серебряные трубы, вслед за которыми хор грянул «Аллилуйю», словно его появление возвестило воскресение Христа. В окружении кардиналов в пурпурных одеждах его фигура в белой, расшитой золотом мантии выглядела весьма импозантно. Иннокентий уселся в кресло, приподнял красную накидку, опушенную горностаевым мехом, и махнул рукой группе знатных горожан, стоявших поодаль в ожидании. Один за другим они приближались и, склонившись к ногам Папы, целовали его туфлю. Этот тысячелетней давности ритуал подчеркивал полную покорность воле понтифика. — Кого они изображают? — шепнул Пико на ухо Джироламо. — Магдалин, целующих ноги Христа, или сенаторов, приветствующих императора? — Не могу сказать, — улыбнулся Бенивьени. — Зато знаю другое: запах у священной туфли такой, что и свинья сбежит. — Ты больший еретик, чем я и Савонарола, вместе взятые. Иннокентий велел бы отрезать тебе яйца и за куда меньшую провинность, чем такие слова. — Яйца мои в большей безопасности, чем зад. Оказаться брошенным в помещение для стражи — вот чего я боюсь. — Маргерита! Ну наконец-то она. Смотри, как хороша, Джироламо. Рядом с ними, в нефе напротив, выпрямившись и подняв голову, стояла женщина и молча наблюдала сцену целования туфли. На лице ее читалось скорее любопытство, чем благоговение. На ней было светло-голубое верхнее платье из камчатной ткани и накидка с золотыми лилиями, вышитыми на лазурном фоне, — символ принадлежности к семейству Медичи, в которое она вошла после замужества. — Маргерита? — удивленно переспросил Бенивьени. — Здесь, в Риме? — Ты что, думаешь, она каждое воскресенье ходит сюда слушать мессу? Это место нашего свидания. Мы поклялись друг другу. — Не может быть! Ты все еще думаешь о ней? — А как я могу иначе? — Тебе мало того, что произошло? — Мало! И я повторил бы все тысячи раз. — Скажи это призракам тех, кто из-за вас лишился жизни. Трое епископов провозгласили: «Ite missa est». [12] Прихожане хором отозвались: «Deo gratias», [13] искренне благодаря Господа за то, что длиннейшая месса наконец-то действительно закончилась. В этот момент Маргерита обернулась и увидела Пико. Сердце так подпрыгнуло в ее груди, что она вынуждена была опереться на руку мужа, потом выпрямилась и несколько раз кивнула, словно продолжая молча молиться. — Она хочет меня видеть, — сказал Пико. — И я тоже. — Ты спятил! Здесь ее муж. И мы в Риме. Ты рискуешь головой. — Нет. Но я гораздо больше рискую, если окажусь вдали от нее. Я тебе потом все объясню. — Но каким образом ты ее увидишь? Где вы встретитесь? — Послезавтра, в двенадцать, в третьей церкви возле собора Святого Петра. — Но когда вы договорились? — Только что. Она кивнула два раза — это означает два дня, потом четырежды повернула голову налево, чтобы указать мне час, и трижды направо, имея в виду третью из самых близких церквей. У нас такой условный язык. — Вот двое сумасшедших. — Это не все, друг мой. Маргерита молитвенно сложила руки. Такой знак говорит, что кто-то из нас в опасности. Надеюсь, что я. |