
Онлайн книга «Формула Бога»
![]() Студент в очках поднял руку. — Вселенная движется к Великому оледенению. Профессор победно взмахнул руками и улыбнулся: — Совершенно верно! XXVI
У выхода из аудитории образовалась бурливая запруда из спешивших на перемену студентов. Томаш Норонья спустился с амфитеатра и неподвижно, подобно охраняющему плотину часовому, стоял неподалеку от двери, наблюдая, как этот шумный поток выплескивается наружу. Луиш Роша между тем отвечал на вопросы подошедших к нему молодых людей. Это продолжалось несколько минут. Затем, собрав со стола бумаги, профессор астрофизики вышел в холл, сопровождаемый самым любознательным из слушателей. Историк двинулся за ними, и когда студент наконец попрощался с преподавателем, ускорил шаг и, догнав, обратился к профессору: — Профессор Роша! Астрофизик повернул голову, видимо, приняв незнакомца за еще одного заинтересовавшегося лекцией студента. — Да! Томаш протянул ему руку. — Добрый день. Мое имя — Томаш Норонья, я профессор истории Нового Лиссабонского университета и сын профессора Мануэла Нороньи, который читает математику здесь, в Коимбре. Луиш Роша взметнул брови: — А! Как же, как же! Профессора Мануэла Норонью я очень хорошо знаю! — И пожал протянутую руку. — Как ваш батюшка? — Проблемы со здоровьем. И как дальше пойдет — неизвестно. Профессор астрофизики сокрушенно покачал головой. — Что же это такое? Университет почти враз лишился двух своих лучших умов! Это… у меня слов нет, чтобы выразить, это… настоящая беда. — Да, действительно… проблема. — Беда, — повторил Луиш Роша. Беседуя, они вышли на улицу, и физик, встрепенувшись, растерянно оглянулся по сторонам и даже, задрав голову, посмотрел на здание, откуда они только что вышли. Оно походило на больничное, если бы не огромные каменные статуи по углам, а также гиганская фотография оседлавшего велосипед Эйнштейна на фасадной стене. — Извините, — пробормотал профессор Роша. — Какая оплошность! Я такой рассеянный. Они вернулись обратно и поднялись на этаж, где располагались кабинеты профессорско-преподавательского состава. Войдя следом в небольшую рабочую комнату, где царил творческий беспорядок, Томаш сразу перешел к делу. — Послушайте, профессор, я пришел к вам в связи с одной деликатной темой. — Это имеет отношение к вашему отцу? — Нет-нет, — поспешил заверить собеседника Томаш. — Это имеет отношение к вашему учителю. — К моему учителю? — удивился Роша. — Да, я имею в виду профессора Сизу. — Он был для меня больше, чем учитель… Он был мне как второй отец, — опустив глаза, произнес физик. — До сих пор не могу поверить, что он вот так взял и исчез, не оставив следов. — Именно о его исчезновении я и хотел поговорить. Луиш Роша посмотрел на Томаша странным взглядом. — Вы пытаетесь найти его? — Да, следственные органы попросили меня оказать им содействие. — К вам обратились из «Жудисиарии» или из «Пэ-Эсэ-Пэ» [21] ? — Не угадали. На лице Луиша Роши отразилось недоумение. — Откуда же? — Видите ли… э-э-э… это… так сказать, из мировой полиции. — Из Интерпола? — Да, — слукавил Томаш. — Они обратились ко мне с просьбой помочь в расследовании этого дела. — А почему им занимается Интерпол? — Видимо, исчезновение профессора Сизы затрагивает международные интересы. — Вот как? И о каких конкретно интересах идет речь? — Боюсь, я не волен разглашать то, что мне известно. Луиш Роша в задумчивости почесал подбородок. — Но вы, кажется, представились профессором истории… — Да, я историк. — Почему же Интерпол счел целесообразным прибегнуть к вашим услугам? — Я являюсь экспертом по криптоанализу, а они обнаружили зашифрованный текст, способный подсказать путь к местонахождению профессора Сизы. — Что вы говорите?! — Сообщение глубоко взволновало Рошу. — Что же это за зашифрованный текст? — Извините, сказать это я тоже не имею права. — Томаш чувствовал себя крайне некомфортно из-за того, что ему приходилось столь нагло врать, и потому решил разом покончить с неудобными вопросами. — Так я могу рассчитывать на вашу помощь или нет? — Разумеется, да! — воскликнул физик. — Что вы хотите узнать? — Какими исследованиями занимался профессор Сиза. Луиш Роша выпрямился, вытянув шею, посмотрел в окно и глубоко вздохнул. Затем сел за рабочий стол, положил свои листки в папку, спрятал ее в выдвижной ящик, откинулся на спинку стула и пристально взглянул на Томаша. — Вы не проголодались? Поскольку основное обеденное время еще не наступило, ресторан гостиницы «Астория» был почти пуст. Через большие витражи салона, привнося радостные нотки в его роскошное великолепие, лился яркий, насыщенный теплом дневной свет. Особый шарм залу придавал деревянный пол, хранивший память о столь любимых в тридцатые годы минувшего века гала-ужинах с танцами. Коимбра жила деловито-размеренной жизнью города, расположенного всего в двух шагах от провинции. Внутри гостиницы все дышало прошлым, и это было не удивительно. Построенная в нежно-розовом стиле «бель эпок», она сохраняла в своих стенах неповторимую атмосферу, переносившую в первую треть XX столетия. Томаш чувствовал себя здесь особенно уютно, испытывая профессиональную потребность погружаться в былое, вдыхать его ароматы. В качестве основного блюда оба профессора заказали «магрэ» — утиное филе в медово-апельсиновой подливе. Томаш сначала хотел взять «шанфану», но потом передумал, поскольку это типично местное яство из козлятины оставляет ощущение тяжести в желудке. — Ну, а теперь расскажите, профессор, — попросил он наконец, — какие исследования проводил профессор Сиза? Луиш Роша взял ломтик хлеба и намазал на него весьма аппетитный на вид гусиный паштет. — Мой дорогой профессор Норонья, — сказал он. — Уверен, вы помните, что написал Кант в предисловии ко второму изданию «Критики чистого разума». — Физик намазал толстым слоем паштета второй ломтик хлеба. — Он пришел к выводу о существовании трех фундаментельных метафизических проблем, решить которые наука не в состоянии: Бога, свободы и бессмертия. По мнению Канта, ученые никогда не смогут доказать бытие Бога, определить, обладает ли человек свободной волей, а также со всей достоверностью узнать о том, что происходит после смерти. Данные вопросы, как полагал Кант, относятся к области не физики, а метафизики. |