Онлайн книга «Седьмая чаша»
— Не желаете ли кружечку пива, сэр? — Желаю, но мне, пожалуй, пора отправляться. Я знал, что нарушаю правила приличия, находясь с ней наедине. — Нет, сэр, не уходите! Ведь мы же с вами старые друзья. — Надеюсь, что так. — Мне сейчас очень нужна добрая компания. Она отошла, налила в кружки пива из кувшина, стоявшего в кухонном шкафу, принесла их к столу и села на стул, стоявший напротив меня. — Доктор Малтон сумел помочь вашему другу? Я сделал глоток пива, оказавшегося, к моему удивлению, приятно крепким. — Да. Мой друг вдруг стал без видимых причин часто терять сознание и решил, что у него приключилась падучая, но, как оказалось, у него какие-то нелады с ногами. Тамазин улыбнулась — тепло, как в старые добрые времена. — Представляю, какое облегчение он испытал! — Это точно. Сейчас, небось, пляшет от радости, невзирая на неправильные ноги. — Доктор Малтон — хороший человек. Ведь это он спас вас, когда позапрошлой зимой вы заболели лихорадкой. — Да, я обязан ему жизнью. — А вот моему бедному маленькому Джорджи он помочь не сумел. — Я знаю. Она смотрела на пустое место у дальней стены. — Он родился мертвым, мертвым лежал в своей маленькой колыбельке, которую мы сделали сами и поставили вон там. Женщина перевела на меня глаза, полные боли. — Потом я не хотела, чтобы Джек убирал колыбельку. Мне казалось, пока она здесь, какая-то частица Джорджи тоже остается с нами. Но ему было невыносимо любое напоминание об этой потере. — Приношу извинения за то, что я не пришел повидать вас после этой трагедии, Тамазин. Я собирался, но Джек сказал, что вам лучше побыть наедине друг с другом. — Я была сама не своя. Джек не хотел, чтобы вы видели меня такой. А вы? Как ваше здоровье, сэр? — Весьма удовлетворительно, — улыбнулся я. — Много работаю и процветаю, в том числе и благодаря вашему Джеку. — Он просто восхищается вами, сэр. Все время рассказывает о том, как мастер Шардлейк выиграл то или иное дело, «обнаружив новые доказательства и опрокинув все бастионы противника». — Правда? — Я рассмеялся. — Мне действительно кажется, что иногда он смотрит на меня как на полководца. — Так и есть, сэр. Я улыбнулся женщине. Кода мы впервые познакомились два года назад во время большого королевского путешествия в Йорк, уверенная в себе, полная жизни Тамазин поначалу вызывала у меня некоторые подозрения, но по мере того, как мы сообща преодолевали опасности, я проникся к ней поистине отцовской привязанностью. Глядя на уставшую домохозяйку, сидевшую напротив, я думал: куда девалось все это? Эти мысли, видимо, невольно отразились на лице, потому что губы Тамазин задрожали, а по щекам скатились две крупные слезы. Она опустила голову. — Тамазин, — проговорил я, приподнявшись на стуле. — Ну зачем вы это? — Простите, сэр. — Ну же! По сравнению с тем, через что нам пришлось пройти в Йоркшире, несколько слезинок — ничто. Расскажите мне, что вас тревожит? Она, захлебываясь, вздохнула, вытерла глаза рукавом и повернула ко мне заплаканное лицо. — Все началось со смертью ребенка, — тихо заговорила она. — Для Джека она стала таким же потрясением, как для меня. Говорят, когда умирает ребенок, сердце матери каменеет, но у Джека оно окаменело тоже. О, он так зол! — На вас? — На всех. На самого Бога. Он считает, что Всевышний поступил жестоко, забрав у него ребенка. Он и раньше не особенно часто ходил в церковь, а теперь и вовсе носу туда не кажет. Завтра Пасха, но он не пойдет ни на литургию, ни на исповедь. — А вы пойдете? — Да, хотя… Я чувствую, будто из меня тоже выдавили веру. Но вы же меня знаете, — добавила она с оттенком своего прежнего юмора. — Я предпочитаю находиться на той стороне, где и власть. — В наши дни это очень осмотрительно. — По словам Джека, я хожу в церковь лишь для того, чтобы похвастаться своими лучшими нарядами. — Да… Она посмотрела на свой фартук. — Что ж, в этом есть доля правды. После того как целую неделю носишь вот это, хочется хоть изредка приодеться во что-нибудь нарядное. Но я опасаюсь, что, если Джек и дальше будет упрямо отказываться посещать церковь, это привлечет внимание, поползут слухи, церковные старосты начнут задавать вопросы, и в итоге он окажется в беде. Тем более что всем известно: в его жилах течет иудейская кровь. Тамазин скорбно сложила губы, помолчала и добавила: — Он мечтал о том, что его род продолжится через нашего ребенка, и все время говорит об этом, когда напьется. — Он часто пьет? Я вспомнил, каким потрепанным выглядел мой помощник сегодня утром. — Все чаще. Уходит со своими старыми приятелями и иногда пропадает ночами. Вот и сейчас где-то шляется. И я думаю, что он водит шашни с другими женщинами. — С кем? — ошеломленно спросил я. — Не знаю. Наверное, с соседками. Вам же известно, что за публика здесь обитает. — Вы в этом уверены? Она посмотрела мне прямо в глаза. — Да. Запах, который исходит от него иногда по утрам, не оставляет места для сомнений. — Нет ли признаков того, что через какое-то время у вас может появиться… другой ребенок? — Нет. Наверное, я, как старая королева Кэтрин Арагонская, не способна производить на свет здоровое потомство. — Ну-ну, зачем вы так! Ведь со времени смерти вашего первенца прошло — сколько? — всего полгода. Разве это срок, Тамазин? — Этого хватило, чтобы Джек отвернулся от меня. Иногда в пьяном виде он начинает сетовать на то, что я, дескать, подавила его, превратила в домашнее существо. Она обвела взглядом свое убогое жилище. — Как будто здесь можно хоть кого-то превратить в домашнее существо! — Иногда Джек бывает невыносим, даже жесток. — Что ж, он хотя бы не бьет меня. А ведь многие мужья поколачивают своих жен. — Тамазин… — О, протрезвев, он извиняется, он снова полон любви, называет меня цыпочкой, говорит, что не хотел меня обидеть, а все злые слова произносил лишь от злости на то, что Бог забрал у него сына. В этом я с ним согласна. Почему Господь поступает столь жестоко? — спросила женщина с внезапно вспыхнувшей в голосе злостью. Мне оставалось лишь покачать головой. — У меня нет ответа на этот вопрос, Тамазин. Подобные вещи и меня ставят в тупик. |