Книга Александр Македонский. Пределы мира, страница 97 – Валерио Массимо Манфреди

Все затаили дыхание. Только Евмен поднял руку.

— Я не македонянин, а также не герой, как все вы. Я не собираюсь участвовать в основании великой державы. Если бы меня освободили от этой весенней оргии размножения, это было бы для меня большим облегчением. От одной мысли о жене в моей постели у меня мороз по коже, и…

— Твою будущую жену, — с улыбкой перебил его Александр, — зовут Артонис, это дочь сатрапа Артаоза, очень изящная и преданная. Она тебя осчастливит, я уверен.

Церемония состоялась весной, под огромным шатром, по персидскому ритуалу. В заранее установленном порядке были расставлены кресла с высокими спинками. Прибыли женихи, чтобы по обычаю произнести тосты и взаимные пожелания счастья. Вскоре после этого вошли невесты в брачных одеждах, и каждая села рядом со своим женихом. По примеру царя, возглавившего церемонию, новобрачные взяли друг друга за руку и поцеловались. Каждому гостю подарили по золотому кубку. Накрыли столы для ужина — шумного пира на двадцать тысяч приглашенных. Вино лилось рекой, и каждый мог пить сколько угодно, а хоры девочек и мальчиков распевали свадебные гимны под аккомпанемент вавилонских и индийских арф, флейт и тимпанов.

За два дня до свадьбы из Экбатан прибыла Статира. Она тоже приняла участие в церемонии в качестве подруги своей сестры Барсины. Когда пришла пора уходить, она проводила сестру до порога спальни, где той предстояло соединиться со своим новым мужем. Александр приветствовал Статиру поцелуем.

— Я рад, что ты приехала, Статира. Прошло так много времени с тех пор, как мы виделись в последний раз.

— Это так, мой господин, много времени прошло.

— Надеюсь, ты в добром здоровье.

— В добром, — ответила она с загадочной улыбкой, — но спрашиваю себя, в таком ли добром здоровье и ты.

— Возможно, я немного выпил, — отозвался Александр, — но в такую ночь вино не принесет ничего, кроме добра.

— И верно, ведь твоего внимания жаждут тридцатилетняя девственница, а также жена, не видевшая тебя более четырех лет.

Александр как будто на мгновение задумался над этими словами.

— Как летит время…

Потом подошел к ней поближе, посмотрел прямо в глаза и спросил:

— Ты хочешь предложить мне свою любовь или откажешь?

— Отказывать тебе? С чего бы это? Я буду ждать в соседней комнате, пока ты осчастливишь мою дорогую сестру: она новая жена и имеет право снять сливки твоих сил, — ответила Статира с самой ласковой улыбкой.

Она поцеловала его и удалилась в свою комнату, закрыв за собой дверь.

В эту ночь царь возлег с обеими своими персидскими женами — сначала с Барсиной, а потом со Статирой, но, когда Статира наконец заснула, накинул на плечи хламиду и вышел в коридор. Он огляделся и, увидев, что все спокойно, спустился по лестнице, пересек двор и пришел в царские палаты к Роксане. Александр старался не шуметь, но едва он улегся рядом, как она вдруг повернулась к нему и набросилась, словно фурия, молотя кулаками и царапая ногтями.

— На тебе еще запах этой бабы, и ты смеешь приближаться ко мне! — кричала она.

Александр схватил ее за запястья и прижал к постели. Он чувствовал, как она пытается вырваться и пыхтит под ним, но ничего не сказал. Он позволил ей кричать, сколько заблагорассудится, а потом она заплакала и плакала долго и безутешно. Наконец Александр отпустил ее и снова лег рядом, дожидаясь, когда пройдет ее гнев.

— Если хочешь, я уйду, — сказал он. Роксана не ответила.

— Я тебе говорил, что женюсь на Барсине и что вернется Статира. У царя есть обязанности…

— Это ничего не меняет! — крикнула Роксана. — Думаешь, от этого мне легче?

— Нет, не думаю, — ответил Александр. — Вот почему я и спросил, хочешь ли ты, чтобы я ушел.

— И ты правда уйдешь? — спросила она.

— Только если ты меня попросишь, — ответил царь. — Но надеюсь, что этого не случится, потому что ты единственная женщина, которую я любил за всю мою жизнь.

Роксана долго лежала, ничего не говоря, а потом проговорила:

— Александрос…

— Да?

— Если ты сделаешь это, ты убьешь меня, а вместе со мной умрет и твой ребенок. Я беременна.

В темноте Александр крепко сжал ее руку.

На следующий день царь объявил, что лично оплатит долги всех солдат-македонян, которые брали денежные ссуды. Сначала многие не посмели признаться, подозревая, что это военная хитрость, чтобы выяснить, кто не в состоянии вести свои дела должным образом и кому не хватает щедрого жалованья.

Но Александр, видя, что заявлений о возмещении долгов мало, дал понять: он не хочет знать личности должников, но намерен лишь уточнить общую сумму задолженности. Тогда все набрались мужества, представили Евмену документы, подтверждающие ссуды, и получили деньги на погашение долга.

Царский секретарь подсчитал расход: он составил десять тысяч талантов.

К концу весны царь устроил маневры близ Описа, вдоль Тигра, где к нему присоединились тридцать тысяч персидских юношей, обученных на македонский манер. Состоялся грандиозный парад, на котором молодые азиатские воины, получившие имя Преемников, проявили исключительную доблесть и отличную выучку. Это вызвало раздражение у македонских солдат, боявшихся, что их поставят на одну доску с теми, кого они разбили на поле боя. Их недовольство усилилось еще более, когда они узнали, что Александр собирается уволить всех раненых, инвалидов и калек и отослать их на родину вместе с Кратером, которому надлежало заменить старого Антипатра на месте регента Македонии.

— Они разъярены, — доложил царю Кратер, — и просят, чтобы ты принял от них делегацию.

Маневры закончились, и молодые Преемники вернулись в свои шатры. Александр велел вынести наружу свой трон и сказал другу:

— Пусть придут, — но было видно, что он не в духе и очень раздосадован.

Кратер отправился в македонский лагерь, строго отделенный от персидского, и вскоре показался отряд солдатских представителей от разных частей войска: конницы, тяжелой пехоты, штурмовиков, «щитоносцев», конных лучников.

— Чего вы хотите? — холодно спросил у них царь.

— Это правда, что ты отправляешь домой ветеранов, инвалидов и калек? — спросил командир отряда педзетеров, самый пожилой в делегации.

— Да, — ответил царь.

— И ты считаешь, что это хорошо?

— Это необходимо. Будут новые походы, а ветераны уже не в состоянии сражаться.

— Но что ты за человек? — крикнул другой. — Теперь, когда у тебя есть эти маленькие варвары, разодетые, как дамочки, играющие в солдатики и устраивающие пируэты, тебе не нужны твои солдаты, потом и кровью завоевавшие для тебя полмира!

— Верно! — воскликнул третий. — Теперь ты посылаешь их домой, но какими? Такими ли, какими оторвал от семей десять лет назад? Нет! Тогда они были молодыми, сильными, совершенными! А теперь они измучены, опустошены, изранены, искалечены, они инвалиды. Какова будет их жизнь на родине? А ты подумал о тех, кто уже не вернется? Кто погиб, попав в засаду, кто замерз в снегах, разбился, упав с горных скал, утонул в илистых водах Инда, кого сожрали крокодилы, укусили ядовитые змеи, кто погиб от жажды и голода в пустыне! О них ты подумал? А об их вдовах и детях? Нет, государь, не подумал, а то не принял бы такого решения. Мы всегда тебя слушали, всегда повиновались, но теперь ты выслушай нас! Мы, твои солдаты, устроили собрание и решили: всех или никого!