Книга Тиран, страница 69 – Валерио Массимо Манфреди

Они шли почти час и наконец достигли Эпипол и крепости Эвриал, окруженной рвом. Оттуда открывался вид на весь город, в том числе и на новые кварталы, на длинную змею стены, на два порта Ортигии.

— Через три месяца все кольцо стен и крепость будут закончены. Сиракузы станут неприступными.

— Не сомневаюсь, — ответил Филист, — но ведь все это не может проходить незамеченным. В Карфагене узнают и тоже примутся за приготовления, соразмерные с нашими.

— Не обязательно. Мы велели наемникам окружить карфагенский квартал. Никто не может войти туда и выйти без особого разрешения. При малейшем подозрении мы их арестовываем и отправляем в тюрьму. Если необходимо, прибегаем к пыткам.

— Вот первые пагубные следствия войны. Эти люди всегда жили рядом с нами, торговали и вели дела к взаимной выгоде. А теперь они вдруг стали ненавистными, опасными врагами, которых нужно сажать в заключение и преследовать…

— Они ведь первыми начали, разве нет? — возразил Лептин.

— Никто не знает, кто начал первым, поверь мне. А эта война превратится в схватку между двумя народами и не утихнет до тех пор, пока один из них не будет уничтожен.

— Ты странный, — проговорил Лептин. — На чьей ты стороне?

— Зачем ты спрашиваешь? Просто дело в том, что меня беспокоят приготовления, виденные мною. Дионисий бросает в горнило войны колоссальные ресурсы. Он уверен в победе, но по ту сторону моря находится хитроумный и коварный враг, обладающий могущественным флотом, способным блокировать нам поставки продовольствия и торговлю…

— Дионисий также хочет жениться… иметь наследников. А это означает жизнь, будущее — тебе так не кажется?

— Ага, на двух женщинах сразу. Могу я по крайней мере узнать, кто его нареченная в Сиракузах?

— Аристомаха, — произнес Лептин, внезапно становясь серьезным.

— Дочь Гиппарина? Поверить не могу.

— Он с самого начала состоит в Братстве, являясь его немаловажным членом.

— Да, но он всегда был противником Гелорида, приемного отца Дионисия.

— Гелориду придется с этим смириться. У него, помимо всего прочего, дочери — одна страшней другой. Аристомаха же великолепна. Знаешь, я знаю ее с детства, мы вместе играли на улице. Я ездил сватать ее и сумел хорошенько разглядеть, она прекрасна, как Афродита, грудь у нее высокая и твердая, руки словно созданы для того, чтобы ласкать тело мужчины, а…

— Хватит, — прервал его Филист. — Не желаю слышать этих слов. Более того, я их и не слышал. Твой брат тебе горло перережет, если узнает.

— Да… — согласился Лептин. — Вероятно, он перережет мне горло.

С наступлением весны «Бувариду» спустили на воду, и, величественно разрезая морскую гладь, словно пахарь — землю, подняв по бокам две высокие волны, она стремительно понеслась под туго натянутым парусом. Дионисию не терпелось испробовать ее в деле; он заранее велел притащить сюда же карфагенский корабль, захваченный в окрестностях Селинунта, чтобы он послужил мишенью. На борт поднялись Филист и Лептин, был также приглашен будущий свекор, Гиппарин.

По знаку наварха барабанщик задал ритм гребли — все быстрее и сильнее. «Буварида», размачтованная, устремилась под легким попутным ветром вперед по волнам, поражая всех своей мощью.

По приказу наварха весла абсолютно синхронно втянулись, острый наконечник тарана с ужасающим грохотом вонзился в цель и разрубил карфагенский корабль надвое. Дионисий и его друзья крепко держались за поручни, но сила удара оказалась чудовищной. Канатами всем разорвало одежду и кожу, а Филист чуть не получил тяжелые переломы.

Две половинки судна затонули через несколько мгновений. «Буварида» прошла мимо, потом рулевые развернули посредством нескольких поворотов штурвал, и весла снова погрузились в воду.

Члены команды разразились ликующими криками, а Дионисий побежал на корму, чтобы поглядеть на жалкие остатки мишени, все еще плававшие на пенистых волнах.

— Ника [21] ! Ника! — воскликнул он. — Мы победили! Пентера — самый грозный корабль из всех, что бороздят моря.

Все поздравляли друг друга, а Филист думал о том, что карфагеняне, уж конечно, не стали бы стоять неподвижно, как эта обреченная мишень, и ждать, пока двадцать талантов железа на чудовищном носу «Бувариды» раздерут их корабль на части, и что в битве все выглядит совсем по-другому. Однако он предпочел не портить людям праздник и тоже присоединился к всеобщему ликованию. Тем более что именно «Бувариде» всего через несколько дней предстояло доставить его в Локры и привезти оттуда италийскую невесту Дионисия.

— Почему ты назвал Локры «городом женщин»? — поинтересовался Лептин на обратном пути. — Помнишь? После того как вернулся из Регии.

— Конечно, помню. Если бы ты не был таким невежественным, мне не пришлось бы тебе объяснять. История гласит, что, пока локрийцы из метрополии воевали, женщины, уставшие сидеть дома в одиночестве, легли в постель с рабами и родили от них детей. Когда мужья вернулись с войны, они отреклись от своих жен, и те вышли в море вместе с детьми и основали Локры. Поэтому родоначальниками всех локрийских семей считаются женщины, а наследство и имена передаются по женской линии. Вот почему Локры называют городом женщин…

Лептин ухмыльнулся:

— В свете этой истории об основании Локр намерение жениться на локрийке не кажется мне слишком удачной мыслью, впрочем, лишь бы был доволен…

— Да-да, лишь бы был доволен… — согласился Филист.

«Буварида» вернулась в гавань, и построившие ее корабельщики проверили все до последнего гвоздя, чтобы выяснить, не появились ли на несущей части носа трещины, не ослаб ли хоть немного натяжной канат на нижней палубе. Все оказалось в полном порядке, и киль, удлиненный почти на двадцать пусов, отлично выдержал удар. Это непревзойденное в своем роде судно имело все шансы стать повелителем морей.

Через несколько дней пентера снова вышла в море, чтобы доставить Филиста в Локры, где Дионисию уже подобрали невесту. Самая влиятельная семья полиса решила отдать ему в жены свою самую красивую и благородную дочь — Дориду.

Она вовсе не была темноволосой, как хотел того Дионисий. Напротив, белокурая, с голубыми глазами, тонкими волосами, блестевшими, словно золотые нити; на упругой груди изящно держался пеплос — ионический, легкий как воздух и такой нежный, что сквозь него просвечивало тело.

Она отлично знала, что ей придется делить мужа с другой, и все же радовалась предстоящей поездке в Сиракузы — как девочка в ожидании праздника. Филист подумал, что семья у нее, должно быть, очень суровая и строгая, до такой степени, что сменить власть отца на власть мужа для нее — в любом случае избавление, но потом вспомнил о том, что в Локрах главы семей — женщины, и изменил свое мнение. Быть может, именно благодаря женским традициям в воспитании ей неведома была эта идея исключительного обладания, столь свойственная мужчинам, одержимым жаждой доминирования. Может, ее делала счастливой перспектива иметь детей или же разделить ложе с человеком, о котором рассказывали чудеса, а об отрицательных сторонах она и не думала. В конце концов, за Дионисием закрепилась такая слава, что можно было заключить, будто он действительно стоит двоих.