Книга Зло, страница 37 – Эдуард Хруцкий

— Возвращайтесь в отделение.

Капитан повернулся к Михееву, вытянулся, бросил руку к козырьку:

— Разрешите идти, товарищ генерал?

— Идите, капитан.

Капитан повернулся через левое плечо, как положено по строевому уставу, и вместе с сержантом вышел из ресторана.

— Товарищ генерал, — сказал начальник райотдела трагическим голосом, — товарищ генерал… — безнадежно проговорил он.

И Михееву внезапно стало жалко этого молодого мужика. Начальник розыска принес тому китель, и он никак не мог попасть руками в рукава. Михеев мельком взглянул на наградные колодки и увидел две афганские ленточки.

— Были в Афганистане, полковник?

— Так точно, работал в Кандагаре, я вас вспомнил, товарищ генерал. Вы к нам приезжали, только тогда вы полковником были.

Память вырвала из прошлого…

Ночь…

Окраина города…

Глинобитные дома…

Острый запах опиума…

Короткий, яростный бой и веселого подполковника, московского сыщика, советника по угрозыску, руководившего операцией.

А теперь он стоит перед Михеевым. Погрузневший, с бледным опухшим лицом. И в его колодке две Красные Звезды и афганские ордена.

— Белоусов. Ну, конечно же, Белоусов. Это ты?

— Я, товарищ генерал.

Пауза, наступила прекрасная мхатовская пауза. Пятеро бойцов из КГБ, прошедшие в Афгане ужас и кровь, смотрели на генерала. Выжидательно смотрел на него полковник Баринов, чудом спасшийся из горящего вертолета над Гератом.

«Ну что ты сделаешь, генерал? — словно спрашивали они. — Ты же с этим парнем вместе кропил кровушкой чужую землю».

— Вы свободны, — обратился к группе захвата Михеев, — спасибо за оперативность, отправляйтесь в расположение. — И затем повернулся к Белоусову: — Ну что мне с тобой делать, полковник?

— Товарищ генерал, — пропел за его спиной Автандил. Он был искренне удивлен, узнав, какое положение занимает его скромный гость. — Товарищ генерал, вы же воевали вместе. Вы как братья, я сейчас стол накрою. Такой стол! — Он замахал руками и прищелкнул.

— А что, — засмеялся Михеев, — как вы смотрите, Баринов?

— Положительно, Борис Николаевич.

В ресторан вошли Рудин и толстенький милиционер, потиравший руку.

— Нас примете? — спросил майор. — Я хоть и не афганец, но интернациональный долг выполнял в Африке честно.

И засуетились все. И сразу стало весело и празднично. Начальник уголовного розыска приволок несколько бутылок водки. Когда выпили по первой, он сказал:

— Вы уж нас простите, товарищ генерал. Мы не с радости, от злобы пили.

— А что случилось? — поинтересовался Баринов.

— Обычное дело. Заловили мы крутых деляг, вышли в цвет, вся доказательная база, как очко, на руках, а дело у нас прокуратура забрала, развалила, и они по городу ходят и над нами смеются. Когда же это кончится?

— Кончится, — Михеев зло ткнул вилкой в тарелку с рыбой, — подождите, ребята. А с делом этим познакомить можете?

— Хоть сейчас, — обрадовался Белоусов. — Я, Борис Николаевич, когда вышел, вас за деловых принял, ну и пошло. Пьян был сильно.

А потом приехал брат Белоусова с гитарой. Молодой парень с двумя медалями «За отвагу» и афганской. Правую щеку разрезал шрам. Он начал петь свои песни об Афгане. Хорошо пел бывший десантник, горькие и трогательные слова сочинил он о войне, которая опалила его молодость.

Михеев слушал эти песни, смотрел на людей, сидевших за столом. Солдаты сидели с ним. И пусть они сегодня работают в разных местах, Афган объединил их. Там они пролили кровь, похоронили друзей, на себе испытали всю глупость стариковской государственной политики.

Михеев искренне любил и уважал Андропова. Был его единомышленником, считал, что без перемен страна рухнет в пропасть. Понимал, что те люди, которые сегодня любыми путями прикарманивали ценности, через несколько лет начнут распродавать страну по частям. А Михеев любил свою страну, и люди, сидящие с ним за столом, доказали делом преданность ей и думали так же, как и он. И это успокаивало Михеева и вселяло надежду на скорые перемены.

Москва. Июнь 1982 года

По телевизору в который раз показывали «Рожденную революцией». Многосерийную телевизионную сагу. Игорь Дмитриевич с трубкой уселся на диване, он смотрел эти фильмы как профессионал, выискивая огрехи и ошибки. У Юры же они вызывали непреходящий интерес. Ему нравилась эта незатейливая история. И хотя он сам столкнулся с ментовской несправедливостью, все равно приятно было смотреть, как актер Жариков побеждает своих врагов.

Вот уже бандит Ленька Пантелеев бежит из тюрьмы…

И тут раздался звонок в дверь.

— Кого это принесло? — вздохнул дядька. — Откроешь?

Юра пошел к двери.

На пороге стоял незнакомый человек с клочковатой, словно приклеенной бородой.

— Здравствуйте, — сказал он, — меня Николаем Носковым зовут.

— Очень приятно, — улыбнулся Юра, — а я — Юрий Ельцов.

— Я, собственно, к вам.

— Проходите.

— Да разговор у меня не простой.

— А что нынче просто? — Ельцов потянул его за рукав.

— Нет, лучше вы ко мне выйдите.

Юра шагнул на площадку, огляделся. Никого.

— Ну, говорите.

— Вам надо со мной поехать.

— Кому это надо?

— Вам и вашему другу.

— Вообще-то я вас впервые вижу…

— Да не опасайтесь, вас ждет человек, с которым вы в проходняке метелили ребят Кабана.

— Мишка!

— Он. Только давайте все сделаем по-тихому. У меня машина внизу. Поехали?

— Вы заходите, Коля, мне одеться надо.

— Кто там? — выпустил клуб ароматного дыма дядька.

— Привет от Махаона, — прошептал ему на ухо племянник.

— Едешь?

— Да.

— А если…?

— «Если» не будет — связной пароль назвал.

— Ну, тогда с богом. А куда едете?

— Пока не знаю.

— Узнай и мне скажи, — жестко скомандовал Ельцов-старший.

Когда Юрий переоделся и вышел в коридор, Носков сидел в кресле у маленького столика.

— Куда едем? — спросил его Юрий.

— А это важно?

— Для меня — да.

— В Даев переулок, на Сретенку.

Дядька стоял за дверью и слышал разговор.

Было еще светло, когда они въехали в сретенский переулок. Замечательное это время — начало лета. Солнце не торопится покидать город, к вечеру оно становится ласковее, и улицы, залитые его зыбким светом, таят в себе ожидание замечательных встреч. В такое время хочется увидеть женщину, о которой мечтал всю жизнь. Она обязательно должна появиться из глубины переулка, из надвигающихся сумерек и переплетения теней. Нежным становится город. Нежным и таинственным.