
Онлайн книга «Белый конь на принце»
Я редко осуждаю людей, но сегодня не утерпела: – Разве можно так себя вести? У человека горе, он неадекватен, про лестницу твердит, не останавливается. Надо врача позвать! Дать ему валерьянки! Тетки фыркнули. Одна, самая бойкая, ткнула пальцем в сторону удаляющегося «Икаруса»: – Галка Юрку со свадьбы изводила, била его, деньги отнимала, вечно орала. Муж у нее в прислугах ходил, рот открыть боялся. Десять лет назад Галка померла, осложнение после гриппа случилось. Юра для приличия заплакать хотел, но у него не получилось. Никто мужика не осуждал, наоборот, радовались люди. Юрка участливый, чего ни попросят – сделает, всем здесь мебель чинит. Галка же скандалистка была, на соседей в милицию жаловалась, с часами стояла, если кто ремонт завел: едва время выйдет, она к участковому: «Оштрафуйте строителей, они в поздний час стены долбят». Я понимающе кивнула. Когда-то под нашей с Кешей квартирой обитала Любовь Ивановна Пызникова. Вежливая тетенька всегда здоровалась с нами в лифте и произносила дежурную фразу: – Отвратительная погода на дворе. Где работала Любовь Ивановна, я не знаю, может, в школе? Было у нее в глазах выражение скрытой беспощадности, какое порой мелькает на лицах злых педагогов. У нас с Кешей в то время была крохотная собачка по кличке Снапик, мы нашли несчастное животное на берегу пруда и выкормили слепого щенка из пипетки. Поскольку мать Снапика во время беременности не получала ни витаминов, ни минеральных подкормок и питалась чем бог пошлет, ее сыночек получился маленьким, он легко умещался в моем кармане и весил менее килограмма. Каждый вечер, примерно в девять часов, Любовь Ивановна начинала стучать по батарее, а спустя минут десять заявлялась к нам собственной персоной и заявляла: – Прекратите шум! Из-за вас я не могу узнать о событиях в мире! Программу «Время» нужно смотреть в полной тишине. Вначале я пыталась беседовать с Пызниковой как с нормальным человеком, терпеливо отвечала: – Аркаша уже спит, а я спокойно сижу в кресле и читаю. – Не надо лгать! – отвечала Любовь Ивановна. – У меня над головой грохочет молотилка. В таком духе мы препирались целый месяц, а затем Пызникову осенило. Когда я в очередной раз распахнула дверь и увидела красную от злости соседку, она заорала: – Бессовестные! Ваша собака носится по моей голове, цокая когтями! От столь неожиданного заявления я растерялась, но возразила: – Снапик меньше кофейной чашки, он передвигается практически бесшумно. Но Пызникова только сильнее обозлилась. Через месяц к нам пожаловал участковый и показал донос. Документ на пяти страницах поражал своим размахом. Любовь Ивановна припомнила все прегрешения соседки Васильевой: два раза в неделю возвращается домой после одиннадцати вечера, несет в авоське овощи, с которых на общую лестницу сыплется пыль, слишком часто к Дарье заглядывают гости, они вытаптывают плитку на полу подъезда… В особенности меня умилил последний пассаж кляузы: «В квартире гр. Васильевой живет опасное животное, бегающее с ужасающим грохотом, из-за чего я не могу нормально есть, спать, работать и гулять по улице». Я продемонстрировала участковому Снапа. Милиционер сначала долго щурился, пытаясь обнаружить «слона» в диванных подушках, а потом развеселился и сказал: – Пойду к Пызниковой, разберусь. Часа через три, когда я начисто успела забыть о представителе власти, он снова возник у меня в прихожей и, вытирая пот со лба, сказал: – Устал, как Савраска, но договорился с Любовью Ивановной, она больше не станет тебя тревожить и заявления мне строчить. Я захлопала в ладоши: – Огромное спасибо! – Погоди, – притушил мою радость участковый, – есть одно условие. Снапик должен ходить дома в шерстяных носках и валенках. Я от удивления сморозила глупость: – Где можно купить для собачки валяную обувь? Милиционер пожал плечами: – Без понятия. Валенки для Снапуна я искать не стала, Пызникова продолжала наведываться к нам с Кешей ежедневно до тех пор, пока мы не перебрались на другую жилплощадь. Понимаете, почему меня не удивило сообщение о скандальном характере покойной Галины? В каждом доме непременно найдется борец за правду и справедливость. Вот послушайте дальше. Избавившись от Пызниковой, я встретила на новом месте обитания человека по фамилии Татарников. Первый раз увидела его на лестничной площадке с линейкой в руке около своей двери. – Возмутительно, – заорал старик, – вы обили кожзамом дверь и сократили тем самым лестничную клетку на три миллиметра. А если пожар? Или наводнение? Цунами? – В Москве? – хихикнула я. – С таким же успехом можно опасаться быть съеденным бенгальским тигром, эти хищники массово обитают у входа в метро. Татарников юмора не понял и стал бегать по разным инстанциям, требуя, чтобы я содрала дерматин. Самое удивительное, что отвязный скандалист жил на этаж выше нас с Кешей, мы ему ничем не мешали, просто у него был потрясающе вздорный характер, и, вероятно, он питался отрицательными эмоциями. – Вздорная баба, – продолжала тем временем соседка, – всех на место ставила, поучала, мораль читала. Чужих детей наказывать пыталась! – Десять лет назад померла, – включилась в разговор симпатичная толстушка, – положили Галку в гроб… – Эй, стойте, – затрясла я головой, – вы ничего не путаете? Вроде как ее сегодня на кладбище повезли. – Верно, – хором ответили сплетницы. – В двухтысячном ее инфаркт хватил, – уточнила толстушка, – приехала «Скорая» и отволокла Галку в морг. – На третий день ее хоронить стали, – вмешалась другая тетка, – несут гроб вниз, лифта у нас нету, короче, споткнулись мужики о ступеньку и уронили домовину. Я поежилась: – Неприятное происшествие. – А Галка очнулась! – подпрыгнула соседка. – Села на полу и спрашивает: «Какого черта?» – Летаргический сон! – с умным видом заявила ее подружка, и женщины заговорили, перебивая друг друга: – Врач сказал: «Такое раз в сто лет случается». – Юрка жену бальзамировать не стал, денег у него не было, ее просто в холод сунули. – Если б не споткнулись, ее б закопали. – Она еще десять лет прожила. |