Книга Смертельная игра, страница 50 – Фрэнк Толлис

— Пока не кончится допрос.

Смирившись с этими странными условиями, молодой человек вздохнул и расслабил плечи.

— Вот так лучше, — сказал Либерман. — Я хочу, чтобы вам было удобно. Если вы закроете глаза, должно стать лучше.

Браун подчинился и скрестил руки на груди: Либерман тотчас вспомнил о трупе молодой женщины; он подумал, не связана ли эта поза с воспоминанием, хранящимся в подсознании Брауна. Не признавался ли так Браун, сам того не желая, в убийстве?

— Когда вы подошли к дому, где находилась квартира фройляйн Лёвенштайн, — продолжал Либерман, — почему вы решили скрыться?

— У дома были полицейские, они остановили Хёльдерлина и его жену. Я подумал, что нас разоблачили. Понимаете, то дело в «Дунае»… и другие.

— Какие другие?

Браун нахмурился.

— Насколько я понял, герр доктор, меня привели сюда, чтобы расспросить об убийстве фройляйн Левенштайн.

— Это верно, герр Браун, но насколько я понял, вы хотели помочь полиции.

— Хорошо, — сказал Браун, поморщившись. — В Бадене мы познакомились с пожилой вдовой. У нее были кое-какие ценные украшения: браслет с бриллиантами, кулон с сапфиром… — Он махнул рукой, как будто давая понять, что дальнейшее перечисление излишне. — Когда представилась возможность, Лотта сорвала куш.

— Вы принимали участие в этой краже? Помогали фройляйн Лёвенштайн?

Браун открыл глаза, губы его искривила насмешливая улыбка.

— Нет, — сказал он. Его веки медленно опустились, он стал похож на сытого довольного кота. — Этим всегда занималась Лотта.

Либерман заметил, что руки Брауна слегка дрожали. Но в то же время молодой человек казался спокойным.

— Итак, вы убежали. Куда вы пошли?

— В пивную.

— Какую?

— Я не знаю, маленькую какую-то, в Майдлинге… Там хозяин — русин. [8] Кажется, его зовут Герго. Я познакомился там с женщиной и остался жить у нее на некоторое время.

— Как ее зовут?

— Лили.

— Она проститутка?

— Вроде того…

— Итак, вы никуда не уезжали из Вены. Вы были здесь все это время?

— Да. Позавчера я зашел в кафе и мне на глаза попался старый номер «Винер цайтунг». Это было вечером, около восьми часов. Я прочитал статью, ну ту, об убийстве Лотты, и сразу понял, что совершил большую ошибку. Тогда я сразу пошел в полицию.

Браун сглотнул. Казалось, что он вспотел.

— Опишите ваши отношения с фройляйн Лёвенштайн.

— Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду.

— Вы были счастливы вместе?

— Были ли мы счастливы? — Браун повторил вопрос. — Да, думаю, да, особенно в начале. У нас было похожее — как это сказать? — отношение к жизни, что ли, мы одинаково смотрели на вещи. И она была красива, очень красива. Но это продолжалось недолго. Все перестало быть таким замечательным, когда мы вернулись в Вену. Мы стали часто ссориться, а Лотта, прежде такая легкомысленная, теперь была постоянно чем-то озабочена. То, о чем она никогда не думала, вдруг приобрело огромное значение: она начала беспокоиться о будущем… о нашей безопасности и стала очень раздражительной. Иногда мы целыми неделями не говорили друг другу доброго слова.

— Из-за чего вы ссорились?

— Обычно из-за денег. Почему-то их всегда не хватало. Она сказала, что я слишком много пью. «Ты мне противен, — часто кричала мне она. — Ты мне противен»… Знаете, в этом есть какая-то ирония, что я сейчас здесь и меня подозревают в ее убийстве. Могло вполне получиться как раз наоборот. Однажды она пыталась меня ударить ножом, и это ей почти удалось. Я пил, и у меня не было настроения выслушивать ее глупости. Помню, я тогда подумал, если она скажет: «Ты мне противен» еще раз, то я… я…

Браун замолчал.

— Вы ударили ее? — спросил Либерман.

Браун едва заметно кивнул.

— Лотта вышла из комнаты и вернулась с кухонным ножом в руке. — Браун зажмурился так, что морщинки веером разбежались от его глаз к вискам. Понизив голос, неожиданно увлеченный собственным рассказом, он продолжал: — Я как сейчас вижу эту картину: она стоит в дверях и размахивает тем огромным ножом, тяжело дыша, как загнанное животное. Лотта несколько мгновений смотрела на меня, а потом бросилась вперед. Я помню только эти глаза и промелькнувшую в моей голове мысль: как она прекрасна — и как ужасна. Я не пытался защищаться, как будто впал в оцепенение, и уверен, что она убила бы меня тогда, если бы меня не спас случай — или божественное провидение, как хотите. Споткнувшись о ковер, она распростерлась у моих ног, а нож выскользнул из ее руки и завалился под кушетку. Я вдруг пришел в себя и навалился на нее, прежде чем она успела встать. Конечно, Лотта стала сопротивляться: пиналась, кричала… Но я крепко ее держал. Наконец она успокоилась, обмякла и заплакала… Да, это почти случилось: Лотта чуть не убила меня. — Браун покачал головой и пробормотал: — Трудно было ненавидеть… простите, любить ее после этого.

Либерман сразу обратил внимание на оговорку Брауна. Либерман предположил, хотя молодой человек это и отрицал, что Браун все еще испытывал нежные чувства к своей прекрасной и непостоянной любовнице.

— Что вы знаете о ее прошлом? О детстве?

— Мы не говорили об этом.

— Почему?

— Не знаю, просто не говорили и все. Хотя я думаю, что у Лотты было тяжелое детство. Ее родители умерли, когда она была маленькой, и ей пришлось самой о себе заботиться. Но больше я ничего не знаю.

— Вам это было неинтересно?

— Она не хотела об этом говорить, а я не давил на нее. И вообще, прошлое — это прошлое, доктор. Что сделано, то сделано, так?

— Герр Браун, как вы думаете, кто убил фройляйн Лёвенштайн?

— Сначала я думал, что это Теодор Рохе, но сейчас я не уверен. Он гордый человек, из тех, которые ищут возможности отомстить. Но у него не развито воображение. А эта отсутствующая пуля, запертая изнутри дверь, статуэтка в шкатулке — это все очень необычно. Понятия не имею, как кто-то все так хитро провернул. — Браун цинично улыбнулся. — Так что, возможно, ее убил дьявол. Может быть, он действительно существует.

Молодой человек открыл глаза и посмотрел вверх, стараясь увидеть лицо Либермана.

— Герр доктор, у вас не найдется здесь бутылочки чего-нибудь горячительного?