Онлайн книга «Господин Дик, или Десятая книга»
|
— Папа… мама… я решила жить с Франсуа. Мы поселимся у него в Мимизане. Ее мать застыла, забыв закрыть рот. — Мим… Мимизан… Это где дубильная фабрика, да? — Бумажная, мадам… — Боже мой! Так это там бумага так плохо пахнет? — Наверное, в силу метонимического переноса… Фабрика изготавливает почти исключительно туалетную бумагу. Предположение было совершенно неправильно, но она мне поверила. И красноречивым молчанием дала понять все, что думала о городе, обязанном своим процветанием подобной негоции. — Ты можешь поступать как хочешь, моя дорогая, но не надейся, что мы приедем тебя навестить… — Да уж, когда так!.. — сказал отец, вращая глазами. Какой-то Линквуд лет двенадцати прошел у меня перед носом. В тот момент смелость Матильды восхитила меня. Этот прыжок в пустоту, который она тогда совершила, казался мне достойным Эстеллы. В нем было все: храбрость, решимость, сила характера и даже оттенок садизма по отношению к несчастным медузообразным родителям. Лишь позднее это геройство стало мне представляться сомнительным: за бравадой я разглядел страх, за эмансипированностью — зависимость. Переходя вброд реку жизни, Матильда просто перепрыгнула с панциря одной черепахи на спину другой, и очень скоро я ощутил на своем хребте судорожно вцепившиеся в него маленькие лапки и трепещущее от ужаса тельце. Когда мы подъехали к дому, она храбро зашагала впереди меня по цементу дорожки, расщепленному сорной травой, — и глубоко вдохнула: — Очень даже сносно! Потом огляделась вокруг, стараясь не замечать угрожающей массы фабрики и фасада жалкой лачуги, закрытые ставни которой придавали ей еще более угнетающий вид, чем обычно, если это вообще было возможно. — Всего два километра! — с преувеличенной живостью воскликнула она, увидев табличку, приглашавшую на пляж. — В самом деле прекрасное место! Поначалу она вознамерилась взять хозяйство в свои руки. Подвязав фартук, с косынкой на голове, она прибирала и чистила, совершенствуя интерьер последовательным изменением деталей: из Бордо приходило столько занавесок, зеркал и дорогой мебели, словно ее мать, действуя через посредника, изо всех сил старалась контрабандой открыть у меня филиал своего мебельного салона. Неужели Матильда действительно верила, что сможет превратить эту конуру в образцовый коттедж с картинки из журнала «Дом и сад»? Время от времени у нее прорывались вздохи отчаяния, и как-то вечером я застал ее бессильно распростертой на великолепном диване «честерфилд», одно присутствие которого в нашей гостиной заставило бы выть от смеха старую Неподвижную. Увидев меня, Матильда взяла себя в руки, но я ни на секунду не поверил в ее мигрень. А я блуждал по дому, тщетно отыскивая в становившихся все более густыми джунглях столиков, ширмочек, безделушек, галогеновых светильников и дизайнерских кресел тень той дикой рыжей кошки, что растерзала мое сердце двадцать лет тому назад. И настал день, когда я уже больше не мог это выдерживать. В тот день мы были в Бордо, в новом торговом квартале Мериадек; мы искали совершенно особенную, круглую кровать, какую она увидела на фото в журнале. Мне эта идея казалась странной, но на уме у меня было другое. — Постой, подожди! — сказал я, когда мы переходили широкий проспект — как раз напротив почтамта. — Зачем? Что здесь такое? Оглядываясь направо и налево, я пытался восстановить в памяти старую топографию снесенного района. — По-моему, это было примерно здесь… — Да что «было»? — «Хорошие дети». Матильда смерила меня взглядом. — Ты что, спятил? Это же намного дальше, уже почти у кладбища. Последовала оживленная дискуссия, в результате которой мы не сошлись ни на чем. Матильда прекрасно помнила опрятный, светлый и симпатичный домик, я — грязную развалину. Послушать ее, воспитательницы этого детского сада были ангелами нежности, вылетевшими прямо из нравоучительного фильма. А себя саму она видела благонравной голубенькой незабудкой в букете образцовых маленьких девочек, покрывающей поцелуями куколку со смеющимися глазами. — К тому же, — прибавила она, — того клоуна звали Бобби! И это доказывает, что ты все напутал! — Это еще доказывает, что мы там встречались и что мне это не пригрезилось… — Может быть, но я не была такой, как ты говоришь… Я была счастлива в «Хороших детях», меня все любили… Разговор незаметно перешел на темы нашей постоянной грызни — типа ключа от чердака. — А я уверен, что это ты его выбросила во время одного из твоих домостроительных припадков! — В любом случае, какое это имеет значение, — отвечала она, покраснев, — когда ты сам говорил, что там ничего нет, на этом чердаке! — Мы могли бы там устроить мебельный склад: при твоих темпах натаскивания всего этого антиквариата он нам скоро понадобится! Это был идеальный переход к теме круглой кровати. — А кто будет спать в центре? — угрюмо спросил я. — Это не важно! Она достаточно большая… — Большая или маленькая, а центр есть всегда… Во всяком круге есть такая… — В конце концов, ты действительно смешон! И она бросила меня там, отправившись на встречу с мамой в чайную на площади Турни. Предоставленный самому себе, я сделал сотню шагов по террасе перед почтамтом. И когда я проходил мимо телефонных кабинок, мне в голову пришла одна мысль. — Слушаю. — Борхес, «Автор», — сказал я, не представляясь. На том конце провода возникло короткое молчание, а затем некое кудахтанье, вышедшее прямиком из Гофмана или из Лавкрафта, некое готическое урчание в животе, обозначавшее у Крука пароксизм радости. — Очень находчиво! Но — пальцем в небо! У Мишеля было такого рода предположение некоторое время тому назад… но нет, мой дорогой, не это — моя десятая книга! Ищите еще! И между нами, я, пожалуй, согласен с Набоковым: я довольно невысоко ценю толстокожую эрудицию этого аргентинца… По-моему, достигнув определенного предела, чрезмерная изощренность граничит уже с обычной глупостью! Где вы? — В Бордо. — Fine! [27] Как раз сейчас должен подойти Мишель. Присоединяйтесь! — Увы, нас ждут родители жены, — солгал я. — В следующий раз — железно! — Неблагодарный! Бросаете вашего доброго старого Крука… Скажите, по крайней мере, так ли она восхитительна в постели, как я предполагаю… — Именно так. Мы как раз сейчас выбираем новую кровать. У меня еще оставалось несколько монет. Я полистал старый телефонный справочник. |