
Онлайн книга «Год призраков»
В кухне зазвонил телефон, напугав меня. Со вторым звонком я вскочил с кресла, побежал к аппарату и снял трубку, думая, что это отец: сейчас, наверное, скажет, что должен остаться еще на одну смену, — но когда я произнес: «Алло», то услышал только чье-то дыхание. — Алло, — повторил я. В ответ снова раздалось дыхание, а потом голос: — Последний шанс. — Кто говорит? — Сам знаешь. Я стоял, замерев, и прислушивался, но тут дыхание смолкло, и в трубке раздались гудки. Когда я вешал трубку, в комнату вошел Джим. — Кто это звонил? — спросил он. — Я не уверен. Но, по-моему, мистер Уайт. — И что он сказал? — Последний шанс. — Последний шанс для кого? Я пожал плечами. — Может, это и был мистер Уайт, но если пораскинуть мозгами, это вполне мог быть и Рэй. Не знаю. Это кто угодно мог быть. Джим вышел в гостиную и закрыл парадную дверь и запер ее на замок, потом подошел к окну и раздвинул занавески. — Он там? — спросил я. — Я его не вижу. Мы долго не ложились спать и смотрели телевизор, пока не услышали машину отца, а потом его шаги по дорожке. Мы сорвались с места и успели лечь в кровать, когда он и дверь еще не успел открыть. С отцом дома я чувствовал себя в безопасности, и можно было уснуть, но вместо этого я снова и снова вызывал в памяти голос, который все время повторял свое послание. Это был то Рэй, то мистер Уайт — его лицо передо мной, моя спина упирается в стену. Второй образ я взял с собой в сон, так что мои мускулы напряглись, а ноги подергивались. Разбудило меня рычание Джорджа — я его лягнул. Предательство
Звонок напугал меня — мне не хотелось выходить из дома. Но дня два спустя Джим принес известие о новой стройке за участком Салливанов. Часть леса вырубалась, чтобы можно было начать строительство. — Там сотни земляных холмов, а вокруг них целые рои летающих кузнечиков. — Кто это тебе сказал? — Тони Калфано. Я видел его у кондитерской. — Он вернулся? — Я у него спросил, что ему сделали за окна в школе, и он сказал, что побывал в суде, и там все спрашивали у него, почему он их разбил. А теперь он каждую неделю должен ходить к доктору по мозгам. — Он псих? Джим пожал плечами. — А что насчет кузнечиков? Я хочу сходить на них посмотреть, — сказал он. — Я, пожалуй, дома посижу. — Сейчас ведь день. — Когда мистер Уайт меня схватил, тоже был день. Все-таки он меня убедил, сказав, что мы поедем на великах и быстро вернемся. По дороге мы пересекли школьное поле. Солнце палило нещадно. Мы помахали Крису Хаккету и его брату — они играли в мяч на другой стороне, подернутые дымкой загустевшего от жары воздуха. Стоявшие рядами дома, мимо которых мы проезжали, были старыми и высокими, с деревянными крылечками и колоннами. Джим ехал впереди, вовсю нажимая на педали, и мы поворачивали столько раз, что я засомневался: знает ли он, куда мы едем. Наконец он остановился на углу и дождался меня. Дышал он куда тяжелее, чем я. — Вообще-то мы уже должны были бы добраться, — заметил Джим. — А что он тебе сказал? — Я ехал так, как он говорил. Может, он наврал. — Он же тебе говорил, что он псих. Джим помолчал несколько секунд, потом покачал головой: — Он никогда не врет. Нужно поискать еще немного. Ну что — ты возвращаешься? Он знал, что я боюсь оставаться один. — Ну давай, только немного, — согласился я. Джим сел в седло, но теперь крутил педали медленнее, чем раньше. Я катил следом. Мы проехали три длинные улицы, которые петляли и переходили друг в друга, сделали по пути два левых поворота и один правый — и наконец за домом показался лес. — Вон он, — сказал Джим, и я посмотрел в конец улицы, за последние дома. Впечатление было такое, будто Господь Бог откусил часть леса. Впереди виднелся пустой участок твердой земли, весь в горках высотой от четырех до семи футов, покрытых какой-то роящейся тенью. Стрекот и мельтешение смешивались в одно гудящее облако, и гул то стихал, то набирал высоту. Джим добрался до края этого пространства раньше меня. Когда я подъехал, он как раз откидывал подножку, чтобы поставить велосипед. — Ты только посмотри сюда, — сказал он. Серый кузнечик длиной в три дюйма прыгнул на рукав его футболки. Джим рассмеялся и щелчком сбросил кузнечика. — Идем. Он направился к ближайшей горке и исчез за ее вершиной. Я слез с велосипеда и откинул подножку. Прежде чем последовать за ним, я оглянулся на улицу — она была пуста. Я бросился через горку, попав прямо в скопище насекомых. Я чувствовал, как они стукаются о меня, садятся на шею и руки, ударяются о голову, не причиняя мне никакого вреда. Я словно оказался посреди живой метели. Когда я добрался до следующей вершины, то сквозь облако увидел Джима — он стоял чуть поодаль, на горке повыше, и размахивал длинной плоской доской, отгоняя настырную тучу. Я бросился к нему и на бегу увидел секцию старого штакетника, всю обсаженную кузнечиками. Я выдернул одну штакетину и тут же получил занозу в основании большого пальца. Но я, несясь к Джиму, решил ее не замечать. Мне пришлось преодолеть еще три горки, а потом взбираться по крутому склону той, на которой стоял Джим. Увидев меня, он засмеялся. — Предательство, — сказал он и два раза изо всей силы махнул доской. Я кое-как вскарабкался наверх и присоединился к нему. Мы держали оборону, стоя спиной к спине, как в фильме, где Ясон и его команда сражаются с живыми скелетами. [71] Каждый взмах доски повергал наземь с десяток насекомых. Покалеченные, с переломанными крылышками и оторванными лапками, они продолжали трепыхаться и ползти. На третьем взмахе я наконец понял, насколько я устал от дальней езды и бега по жаре. Я попробовал снова занести доску, но не смог, уронил ее и согнулся пополам, хватая ртом воздух. — Пойдем отсюда, — сказал Джим. Он тоже бросил свою биту и спрыгнул до середины склона, дожидаясь меня внизу. — Так жарко — дышать не могу. У меня хватило сил только на кивок. Когда мы добрались до великов, насекомые стали совершенно невыносимы, и я боялся, что вот сейчас упаду — и они пожрут меня. Мы сели в седла и, не оглядываясь, медленно (четыре нажатия на педали и потом накатом почти до полной остановки) направились к Ист-Лейку. Въехав в северные ворота, мы покатили вдоль сетчатой ограды. На заднем дворе стоял громадный клен, ветви которого нависали над сеткой, бросая тень на поле. |