Книга Голова королевы, страница 36 – Эдвард Марстон

Марвуд снова и снова мешал Эдмунду. Только он пытался уединиться с девушкой, как откуда-то немедленно появлялся папаша и давал ей какое-нибудь поручение. Один раз свиданию Худа с его пассией помешал не Марвуд, а его жена. Эта высокая, широкая в кости толстуха видела все, словно сокол, и под ее тяжелым взглядом Худ ретировался за считанные секунды.

Наконец Худу выпал шанс, и пылкий влюбленный не упустил его. Из окна репетиционного зала он увидел, что его возлюбленная гуляет по двору с младшим братом. Худ заранее — за определенную плату — заручился помощью одного из смотрителей сцены и сейчас жестом подозвал мальчика. В роли Купидона, по иронии судьбы, должен был выступить Джордж Дарт, на долю которого выпадало меньше всего любви.

— Да, мистер Худ!

— Пойдем со мной, Джордж.

Они вышли во двор, и Эдмунд заглянул в открытую дверь пивной. Убедившись, что Марвуд и его супруга заняты, он быстро проинструктировал Дарта.

— Вон она разговаривает с братом, — Худ сунул мальчику в руки маленький свиток. — Тихонько отдай ей вот это.

— Но ее брат увидит меня.

— Ну так отвлеки его как-нибудь!

— Как?

— Придумай, и побыстрее. У тебя все должно получиться, Джордж, — зловеще предупредил Худ. — Это послание не предназначено для чужих глаз. Иди же!

Худ вошел в пивную и замешкался у входа. Не выпуская из виду родителей девушки, Эдмунд наблюдал, как крошечный Дарт вприпрыжку бежит по двору. Да, Джордж превзошел самого себя. Он подошел к парочке, встал между ними, что-то сказал младшему Марвуду, а потом увел его прочь. Девушка осталась одна, недоумевая, откуда у нее в руке взялся свиток.

Когда Роза изучила печать, ее личико порозовело от удовольствия. Эдмунд Худ просиял.

— Открывай же, любовь моя, — прошептал он. — Открывай.

Она подчинилась, словно услышала просьбу. Сломала печать и развернула свиток. Удивление уступило место замешательству. Нахмурившись, Роза несколько минут рассматривала сонет, потом перевернула свиток вверх ногами.

Худ похолодел. Поэт полагал, что четырнадцать строк найдут тропинку к сердцу девушки и заставят таять от страсти. Ему и в голову не приходило, что его идеал, воплощение чистой красоты, может иметь какие-то изъяны. Правда обрушилась на него с жестокой внезапностью: Роза Марвуд не умела читать.

Прошло несколько дней, прежде чем отдельные детали картины начали складываться в единое целое. Хью Веггс заметил, что из гримерной пропало несколько мелочей, Питер Дигби злился из-за исчезнувших нот, у Томаса потерялась любимая метла, а Джон Таллис не мог отыскать чепец. О других случаях просто не сообщали. Следующей жертвой вора стал Сэмюель Рафф.

Рафф с Николасом зашли в «Голову королевы» пропустить по стаканчику после дневной репетиции. Они сидели в пивной, и Рафф вызвался оплатить счет, но когда открыл кошелек, там было пусто.

— У меня украли деньги!

— Сколько было в кошельке? — спросил Николас.

— Мелочь, но честно заработанная. И когда это могло случиться? — задумчиво произнес расстроенный и злой Рафф. — Я не был в людных местах, где обычно шныряют карманники. Весь день провел здесь.

Николас вздохнул:

— Среди нас завелся вор.

— В труппе?

— Ты не первая жертва. Ребята всю неделю жаловались, что у них пропадают вещи.

— Нужно поймать негодяя.

— Поймаем. О счете не беспокойся. На этот раз я заплачу.

— Но только до следующего жалования, — настаивал Рафф. — А до тех пор будем считать, что я тебе должен, Ник. Я всегда возвращаю долги.

— Когда ты последний раз доставал деньги? — спросил Николас.

— В полдень. Заплатил за обед. Потом кошелек все время был на поясе. — Рафф наморщил лоб. — Кроме нескольких минут, когда Хью Веггс попросил меня примерить новый костюм. Но в гримерной было с десяток человек.

— Можешь вспомнить, кто именно?

— Нет. Я обычно не обращаю на это внимания…

Сэмюеля Раффа происшествие очень расстроило.

Он давно уже не имел постоянного дохода и научился бережно относиться к деньгам. Неприятна была и мысль, что кражу совершил кто-то из своих. Он помрачнел.

— Это предзнаменование. Удача отвернулась от меня. — Он горько вздохнул и пожал плечами. — До сих пор все было замечательно.

— Мы рады, что ты с нами, Сэм.

— Для меня это очень важно, Ник, я никогда не смогу отблагодарить тебя за участие. — Рафф смутился и опустил голову. — Мы встретились… в трудное для меня время… когда я…

— Не нужно ничего объяснять, — прервал Николас, чтобы не смущать друга еще сильнее. — Я понимаю.

Сэмюель Рафф как актер буквально воскрес из мертвых. Когда он решил отказаться от профессии, судьба преподнесла ему шанс искупить все прошлые грехи, и Сэм замечательно справился с задачей. Крошечная искорка в его душе снова превратилась в пламя, и он наслаждался миром театра, который так любил. Николас наблюдал за возрождением друга с удовольствием. Сэмюель Рафф снова обрел чувство собственного достоинства.

— А теперь все кончено, — грустно сказал актер. — Джилл непреклонен. Он не станет терпеть меня.

— Он лишь один из пайщиков, — заметил Николас. — Остальные знают тебе цену, Сэм.

— Скорее прогонят меня, чем дадут уйти Джиллу.

— До этого не дойдет.

— Попытайся, пожалуйста, мне помочь! — взмолился вдруг Рафф, схватив Николаса за запястье. — Я очень хочу остаться в труппе. Меня больше никуда не примут. Прошу тебя, помоги мне.

— Хорошо, — пообещал Ник. — Не унывай.

— А как быть с мистером Джиллом?

— Тебе нужно его переубедить. Любой человек может передумать.

— Мне остается только надеяться на это! — Сэм отпустил запястье Николаса и устало улыбнулся. — Моя жизнь так изменилась. Когда мы впервые встретились в той злосчастной таверне, я всерьез собирался вернуться домой.

— А ты и вернулся домой, Сэм. Твой дом — театр.

Рафф кивнул, и его улыбка стала более уверенной.

Он наклонился вперед:

— Могу я кое в чем тебе признаться, Ник? Я ненавижу коров. Не представляю, как бы я стал ухаживать за этими тварями.

Заплатив Марвуду за эль, они вышли во двор. Солнечный день клонился к закату, близился вечер. Николас и Сэмюель дошли до главных ворот и остановились под аркой. Рафф снова заговорил:

— Я не перенесу, если потеряю все это, Ник!

Он тепло пожал руку суфлера, вышел за ворота и отправился домой. Николас еще раз оглядел двор и собрался было тоже пойти по Грэйсчерч-стрит, но тут его внимание привлекло какое-то движение в одном из окон. Это было окно артистической уборной.