Книга Страстная и сладкая, страница 25 – Энн Оливер

— Сюрприз.

— Я… спала… Я… — Клео еще не совсем понимала, что происходит. Она слышала голос Джека, но почему в нем столько боли и столько отвращения?

Джек отошел к двери. Словно сцена из мыльной оперы. Он смотрел то на Скотта, то на Клео, пытаясь уразуметь, почему они так поступили с ним.

— Какого черта? Что здесь происходит?

— Ты все неправильно понял, Джек, — начал Скотт.

— Неужели? — прогремел он, взглянув на диван. Не похоже, чтобы кто-нибудь спал на нем сегодня. — Здесь только две спальни, Скотт. Хочешь сказать, что ты гей? А, Скотти, дружище?

Скотт и Клео переглянулись.

— Я должен быть в суде через час. Оставляю вас — Скотт задержался у двери. — Расскажи ему правду, Клео. Всю.

Дверь закрылась.

Правда. Как далеко они зашли?

— Ну, давай, Клео. Я жду.

Она уставилась в окно. Избегая смотреть Джеку в глаза. Солнце золотило волосы Клео, снова делая ее похожей на ангела. Грешного ангела с невинным лицом.

— Правда в том, Джек, что я не могла оставаться в том доме одна. — Кажется, она дрожала. — Скотт рассказал мне… о твоем отце.

Здорово! Просто великолепно. Джек потер шею, чтобы ослабить напряжение.

— Забудь об этом. Я уже забыл.

— То, что он… как он относился к тебе. — В глазах Клео стояли слезы. — Мне очень жаль…

— Мне не нужна твоя жалость.

— Хорошо. Я просто хотела сказать, что ты мог бы рассказать мне сам. Что я зла на тебя за это. Почему? Почему ты никогда не защищался? Я не видела Джерри побитым.

— Кулаками и жестокостью ничего не решишь. Его злило то, что я не отвечал ему тем же. Я видел его ярость и чувствовал удовлетворение.

— А ты не думал, что я имела право знать? Все это время ты позволял мне любить этого негодяя…

— Он тоже тебя любил. Я не хотел делать тебе больно.

— Ты скрывал от меня правду. Ты лгал мне. Уехал, даже не попрощавшись.

— Я…

— Шесть долгих лет от тебя не было вестей. Ты никогда не доверял мне настолько, чтобы открыться, чтобы впустить меня в свою жизнь. Это больно. Ты — как мои скульптуры. Красивый, сильный, одинокий и холодный.

Клео закрыла глаза. По ее щеке скатилась единственная слезинка. Джеку хотелось обнять ее, успокоить, поцеловать, но он не сделал этого.

Да, он скрыл от нее правду о Джерри и сам выкопал себе могилу. Идиот! Если Клео нашла у Скотти больше, чем успокоение, то он сам виноват. Но со Скоттом он разберется позже; сейчас надо вернуть Клео. Джек собирался убедить ее в том, что они принадлежат друг другу. Но только не здесь.

— Собирай свои вещи. Мы едем домой.

— Как ты можешь называть то место своим домом?

— Это все, что у нас есть на данный момент. Иногда, Златовласка, нужно встретиться с проблемой лицом к лицу.

Клео завороженно смотрела на него. То, как он произнес эти слова… «Мы едем домой». В сердце затеплилась надежда. Если только… Клео хотелось верить, что счастье возможно.

— Но моя машина, Кон…

— Я разберусь с котом. Одевайся; приедем за твоей машиной позже.

Клео заметила, как Джек оглядел футболку Скотти.

— Я не… — Но он уже исчез в кухне.

Через пять минут они ехали в поместье, которое Джерри завещал ей. Впервые в жизни Клео всем сердцем не хотела ступать на порог этого дома.

Джек сидел рядом. Его такой знакомый аромат волновал Клео, заставлял ее дрожать и постоянно облизывать пересыхающие от волнения губы. Она понимала теперь, почему Джек так хотел вернуться в Рим. Там он может начать новую жизнь. Разумом Клео осознавала это. Вот только сердце не желало ничего понимать.

На трясущихся ногах Клео вышла из машины и выпустила кота. По крайней мере хоть кто-то рад вернуться сюда.

— Пойдем, — позвал Джек. Холодно. Отстраненно. Совсем не так, как хотелось бы Клео.

Как только Джек отпер дверь, Клео скрылась в своей комнате. Ей нужно было время, чтобы прийти в себя и успокоиться. Она прошла в ванную и начала чистить зубы, чтобы избавиться от горького привкуса боли и сожалений.

Через пять минут раздался нетерпеливый стук.

— Если ты не выйдешь, то я взломаю эту чертову дверь! — послышался голос Джека.

Клео открыла дверь ванной и застыла на пороге.

Когда Джек Девлин успел расположиться на ее кровати?

— Нам нужно поговорить, — начал он. — И нам обоим должно быть удобно.

Разговоры! Честно говоря, Клео уже была сыта по горло этими разговорами. Она хотела совершенно другого.

— Разве вы, женщины, не хотите одного и того же? — продолжал Джек, не услышав ответа. — Говорить. Разложить все по полочкам. Анализировать, пережевывать и искать объяснения.

— Сейчас не особенно. Но, кажется, этого хочешь ты, так?

— Начнем. — Джек похлопал ладонью по кровати. — Сядь.

— Слушаю тебя.

Джек достал из кармана фотографию и протянул ей.

— Я ездил к маме.

Клео изумленно смотрела на него.

— Но зачем?

— Взгляни на фото и скажи, что ты думаешь?

— Этот человек… Вы с ним так похожи, — выдохнула Клео. — Родственник?

— Мой отец. Он погиб двадцать семь лет назад.

— Джерри… Джерри твой… отчим?

— Именно. Он оставил мне… кое-что; и надо было проверить это.

— Джек, ты меня пугаешь.

— Поэтому я ничего не объяснил тебе. Я сам испугался до смерти. Джерри оставил письмо, в котором утверждал, что моя мать была знакома с твоим отцом как раз в тот период, когда забеременела. Ложь, но я хотел убедиться.

— Он намекнул, что мой отец… — Клео не верила своим ушам, — мог быть и твоим отцом тоже?

— Он не просто намекнул. Кажется, Джерри доставило большое удовольствие сообщить мне эти подробности. Он наказывал меня за то, что сам был бесплоден и воспитывал чужого сына, как своего.

— О, Джек!

— Но есть еще кое-что. Я был не совсем честен с тобой.

— Я хочу знать все. Я выдержу.

— Я фотографировал моделей всего два года. Потом перевелся на Средний Восток. Ездил по горячим точкам и видел, как разрушительна война. Я остался там, чтобы помогать людям.

— Но Скотти сказал, что ты в Риме…

— Я лежал в госпитале, когда он позвонил мне, — кивнул Джек.

Так вот откуда рана. Джек был на войне. Его могли убить. Сердце Клео сжалось. Она склонилась над ним:

— Глупый, упрямый… мужчина. Ты подвергал себя опасности, а я…