
Онлайн книга «Наследство последнего императора»
И тут комиссар учуял запах браги. Поразмыслив несколько секунд, он неожиданно обратился к Авдееву, как можно более проникновенным и уважительным тоном: – Товарищ Авдеев, сделайте одолжение: пусть председатель солдатского комитета Матвеев из охранного отряда созовет собрание. И не давая Авдееву возразить, быстро добавил: – Я бы сам ему предложил, но сомневаюсь, что Матвеев выполнит мою просьбу беспрекословно. Все-таки, я не здешний. Такого авторитета, как у вас, у меня нет. А вот ваше распоряжение он непременно выполнит, в этом я абсолютно уверен. Так что выручайте! Прошу вас! Авдеев довольно ухмыльнулся. Брагой запахло сильнее. – Куда он от меня денется! – заявил он. – Пусть попробует! – и хлопнул по деревянной кобуре. – Вот и я тоже уверен, что именно от вас он никуда не денется, – подтвердил Яковлев и предложил Заславскому: – А мы с вами, товарищ Заславский, если не возражаете, пройдем к Романовым. Яковлев не столько обеспокоился запахом браги: ему было важно разделить Авдеева и Заславского. Они поднялись на второй этаж «Дома свободы». По дороге к ним присоединился полковник Кобылинский, и они быстро прошли по коридору мимо свитских, которые выстроились вдоль стены в ряд, словно в почетном карауле, – фрейлина Анастасия Гендрикова, гоф-лектрисса Екатерина Шнейдер, учителя Жильяр и Гиббс, гофмаршал Татищев, обер-гофмаршал Долгоруков, юнгфера Демидова и еще десятка полтора прислуги. Им очень хотелось посмотреть, какие бывают главные комиссары у большевиков: до сих пор они видели только комиссаров Временного правительства и местных. В гостиной – большой квадратной зале, ярко освещенной солнцем, гостей встречали стоя Николай и дочери – Ольга, Татьяна, Мария, Анастасия. Александра сидела тут же в инвалидной коляске. Она надела очки, которыми старалась на людях не пользоваться, и внимательно рассматривала прибывших. – Ваше величество… Государыня… Ваши высочества… Я – комиссар Центрального исполнительного комитета Яковлев, из Москвы. То, что большевистский комиссар обратился к ним, как царствующим особам, привело Николая в некоторое замешательство. Дочери тоже воззрились на Яковлева во все глаза. И только Александра не шевельнулась. Она решила, что ослышалась: не станет же большевик, в самом деле, оказывать подобное уважение своим заклятым врагам. Она сидела в своей никелированной инвалидной коляске недвижимо, словно египетская статуя, и только щурилась от солнца. Лучи светили ей прямо в глаза, из-за чего императрица не могла, как следует разглядеть гостя, которого они со вчерашнего дня ждали с тревогой и даже страхом: эта власть уже дала понять Романовым, что ничего хорошего в жизни им больше ждать не следует. Николай сделал несколько шагов навстречу Яковлеву и решительно протянул ему руку. Они обменялись рукопожатиями. Николай облегченно улыбнулся, Александра по-прежнему не шевелилась. – Милости прошу, господа! – звучным голосом, чуть дрогнувшим от волнения, произнес Николай. – Простите, не имею чести знать ваши имена и отчества. – Василий Васильевич, – ответил комиссар Яковлев. – Мои коллеги – Гончарюк Павел Митрофанович и командир отряда красной гвардии Заславский… – он вопросительно посмотрел на него. – Шимон Евшевич! – брезгливо выдавил из себя Заславский. Николай кивнул ему молча, но так же приветливо улыбнувшись. Яковлев продолжил: – У меня особое распоряжение советского правительства относительно вас и вашей семьи. И особые полномочия, – добавил он. – Извольте, я готов вас слушать, – с искренней любезностью произнес Николай. – Мое поручение имеет конфиденциальный характер. – Так что же… Если так, то прошу ко мне. Николай взялся за спинку инвалидной коляски жены, и они направились в губернаторскую библиотеку. Там Николай предложил гостям занять глубокие кожаные кресла, коляску он остановил у стола. Потом протянул им раскрытый портсигар. Они отказались, и Николай с удовольствием закурил сам. У него всегда улучшалось настроение даже лишь от одного только пребывания в этой громадной комнате, где стеллажи от пола до потолка были плотно уставлены книгами, сплошь в кожаных переплетах, корешки которых тускло отсвечивали золотым тиснением. Книг у губернатора было около шести тысяч томов. Николаю еще никогда не приходилось видеть их так много – сразу и вместе. В Тобольске в нем неожиданно проснулась страсть к чтению, и губернаторская библиотека стала для Николая любимым местом. – Я весь внимание, – сказал он, жадно затянувшись несколько раз подряд. – Прежде всего, мне хотелось бы знать, – начал Яковлев, – об условиях вашего здесь пребывания. Есть ли у вас претензии? Или жалобы? – Нет-нет! – поспешно произнес Николай – слишком поспешно, что Яковлев тотчас же отметил. – Условия?.. Что же, условия вполне соответствуют сложившейся обстановке. Нет-нет! Претензий никаких. – Есть ли жалобы на охрану? На действия или поведение офицеров или нижних чинов? – О нет, что вы – абсолютно никаких! Тут Александра бросила быстрый взгляд на супруга, и Николай вспомнил, как на Рождество солдатский комитет пытался оставить его без дров. – Нет! Никаких жалоб! – твердо повторил он, заметив тень смущения на лице полковника Кобылинского. – Никаких! «Значит, что-то есть. Иначе бы не повторял, как попугай», – догадался Яковлев. – А что Алексей Николаевич? – спросил комиссар. Лицо Николая омрачилось. – Сын мой Алексей болен, – быстро сказал он. – Могу ли я его посмотреть? Николай пожал плечами. – Затшем вам пасматреть? – неприязненно спросила Александра; она неожиданно заговорила с сильным немецким акцентом. – Рипёнок отшен больной! Вы расве токтор? Я думала – комиссар! – Вы не ошиблись, Ваше величество, – учтиво ответил Яковлев. – Но я все-таки должен осмотреть вашего сына: того требует моя задача. Бледное, с редкими апрельскими веснушками, лицо Александры покрылось красными пятнами. Она повернулась к мужу. – Also what you in this sassing will say? Realty again we shall allow to tamper with our family life [85] ? – резким, как у павлина, голосом спросила она. – We for a long time do not have private family life. And never was [86] , – тихо ответил ей муж. И Яковлеву: – Извольте. Если это так надобно… Только прошу вас учесть: мальчик не просто болен. Он мучительно болен. И каждое раздражение… – Прекрасно понимаю вас, Ваше величество. Не волнуйтесь, – заверил ее комиссар. – Я не доставлю вашему сыну неудобств. |