Онлайн книга «Наследство последнего императора»
|
Родионов вдруг резко остановился у комнаты, где жили Ольга и Татьяна вместе с фрейлиной Анастасией Васильевной Гендриковой, дернул ручку двери. Заперта. Он дернул несколько раз – напрасно. – Преступний арестованный! – крикнул Родионов и принялся колотить кулаком в дверь. – Боже мой! – послышался испуганный вскрик Гендриковой. – Что там такое? Кто это? Вслед за ней – голос Ольги: – Что происходит? Кто там? – Преступный арестованный открыть! – крикнул Родионов. – Зачем? Кто там? – переспросила Ольга. Кобылинский отодвинул Родионова и сказал, как можно сдержаннее: – Ольга Николаевна! Анастасия Васильевна! Это я, Кобылинский… Простите, но пришла чрезвычайная комиссия с обыском. Надо открыть. Они быстро посмотрят и уйдут. Не волнуйтесь. Не бойтесь ничего. Я буду здесь, с вами. Ответом было молчание. Потом послышался недоверчивый голос Ольги: – Евгений Степанович? Это действительно вы? – Да, – тоном, преисполненным стыда, подтвердил Кобылинский. – Здесь работники местной чека. Они пришли к вам… то есть к нам с обыском. Я уверен – по недоразумению. Откройте, чтобы они убедились в своей ошибке. – Ах, Господи Боже мой, – растерянно проговорила Ольга. – Сейчас, Евгений Степанович. Одну минуту… Послышался скрежет ключа в замке. Ольга поворачивала ключ то в одну, то в другую сторону, но, очевидно, от волнения никак не могла отпереть. Родионов кивнул своим, двое латышей подошли и несколькими мощными ударами винтовочных прикладов вышибли филенку вместе с замком. Дверь распахнулась – Ольга едва успела отскочить в сторону. В ту же секунду послышался пронзительный женский вопль. Это закричала фрейлина Гендрикова и упала, сбитая дверью. – Боже милостивый! Что же это такое!.. – воскликнула Ольга, бросаясь к ней на помощь. Она, как и Гендрикова, была в одной лишь полотняной ночной сорочке. Татьяна оставалась в постели, не в силах пошевелиться от страха. Только прижимала к горлу край суконного одеяла. – Начинайся! Поше-о-л! – скомандовал Родионов. Чекисты и солдаты вытаскивали и опрокидывали ящики письменного стола, выбрасывали из платяного шкафа женские платья и, наскоро ощупав их по швам, бросали на пол и потом топтались по ним. Швыряли на пол книги, альбомы с фотографиями. Полетели матрасы, подушки. – А ты, – указал Родионов пальцем на Татьяну, – бистро-о с постели – ма-а-арш! Татьяна соскользнула с кровати, плотнее закутавшись в одеяло. Родионов вырвал у нее одеяло и швырнул на пол. – Проверка! – приказал он. В комнате померк свет, словно в ней разразилась метель: латыши вспарывали штыками подушки. – Е-есть! Преступни арестант! – раздался торжествующий крик Родионова. Он вытащил из сумочки Гендриковой пачку денег перевязанных подвязкой для чулок, и поднял их высоко над головой: – Все смотрят и видят! Теньги! Это теньги преступни Романов! Гендрикова, около которой уже хлопотал доктор Деревенько, примчавшийся на крик в одном исподнем и тапочках, простонала: – Это мои деньги, кромешник! – Та-а! Та! – обрадовано крикнул Родионов. – Конечно, твои! Деньги для белых враго-о-в! – Что за чушь вы несете, Родионов! – крикнул Кобылинский, надвигаясь на него. И остановился: латышские штыки уперлись ему в грудь. – Каких белых? Каких еще врагов?! Ты с ума сошел! – Составлять здесь акт! – торжествующе заявил Родионов, отошел к столу и начал считать деньги, шепча и слюнявя пальцы. Потом он в общей тишине, которая прерывалась только стонами несчастной Гендриковой, начал медленно составлять акт, медленно выписывая каждую букву. В акте указал сумму 12 тысяч рублей и приказал фрейлине его подписать. – Была шестьдесят одна тысяча, – простонала Гендрикова. – Там не пила шестьдесят одна-а! – отрезал Родионов. – Все видели, я счита-а-а-л! Все! Возражений он не услышал, тем не менее исправил в акте 12 000 на 20 000 рублей. И добавил угрюмо: – Теньги двадцать тысяч – не такое много, чтоб на нее делать мятеж. Вот если там пило двадцать одна тысяча или шестьдесят – тебя сразу надо в тюрьму и расстрелять! Мы будем следствие вести. А пока эти преступни деньги в полной обнаруженной сумме приказываю тебе оставить и строго сохранять. Не тратить. До конца расследования-я. И это есть в акте. Подписай! – снова сунул он бумагу фрейлине. Гендрикова, все еще сидя на полу, молча поставила в акте закорючку, закапав ее слезами. Родионов швырнул пачку денег рядом с ней на пол: – Охранять! – рявкнул он. Кобылинский готов был поклясться, что когда Родионов начал считать деньги, пачка была в три раза толще. Выходя вместе с ним в коридор, полковник, словно невзначай, слегка прикоснулся тыльной стороной ладони к правому карману родионовской куртки. Деньги были там. Чекисты двинулись к комнате Алексея, которую он делил с Нагорным и с сыном доктора Деревенько Колей. Но остановились в нерешительности. По обеим сторонам двери стояли с винтовками наперевес и с примкнутыми штыками Матвеев и Дзеньковский. Дверь загораживали собой унтер Воскобойников и матрос Нагорный. – В сторону! – приказал Родионов. – Пропускать! – Отвали в сторону! – с тихой ненавистью ответил Нагорный. Родионов остановился. Посмотрел на Кобылинского. – То есть пунт? – спросил он. – Мятеж? Сопротивление против саконно-о-й советской власти? Полковник молчал. – Ну? – усмехнулся Родионов. – Ты не забыл, что дом окруженный есть? Надо пускать смотреть. Скажи ему – будет хуже. Кобылинский тяжело вздохнул. – Пропустите его, – хрипло проговорил он. И – Родионову: – Но если ты и здесь устроишь погром!.. Не отвечая, Родионов оттолкнул его и вошел. Алексей полулежал в кровати. Рядом с ним сидела Анастасия. – Так, – с ухмылкой заявил Родионов. – Так-так! Он лисьим шагом приблизился к Алексею и уставился на него в упор. Мальчик слегка побледнел, но взгляд выдержал. Родионов отвел глаза в сторону и обрадовано шагнул к столу. – Фот оно! – воскликнул он. – Фот оружие! И схватил со стола детскую винтовку. Это была игрушка Алексея, точная копия трехлинейной винтовки Мосина, сделанная в масштабе один к пяти на тульском оружейном заводе специально для цесаревича. Алексей получил ее ко дню рождения и очень ею дорожил. В ответ на радость Родионова мальчик только презрительно фыркнул. – Не бойтесь, она не выстрелит! – снисходительно сказал мальчик. Это игрушка. |