
Онлайн книга «Наследство последнего императора»
Медведев передернул плечами, словно замерз в тридцатиградусную жару. – Да, Яков, – вполголоса произнес Медведев. – Таких кроволюбцев первых надо в расход – поперед Романовых… Им же ведь все равно, кого. Хоть муху, хоть человека. Сегодня Романова, а завтра – нас… – Все! Тихо. Не туда мы собой зашли в наших теориях. Не в ту сторону! – остановил его Юровский. – Запомни: я тебе ничего не говорил. А ты, стало быть, ничего не слышал. И не отвечал мне. А то мы с тобой, в самом деле, совсем раскисли. Для революционеров такое недопустимо. В половине одиннадцатого в доме Ипатьева появился Голощекин. – Докладывай! – потребовал он, усаживаясь за стол Юровского. – Докладываю: все идет нормально, по плану, – ответил комендант. – Все рассчитано и подготовлено. Ждем только сигнала от Белобородова. И постановление. – Как люди? Как приняли задание? – Тоже все нормально. Только вот твой полководец Ермаков… В нем я не очень уверен. – Почему? – удивился Голощекин. – Мне кажется, он пришел уже выпивши. И, похоже, потихоньку добавляет. Наверное, с собой принес. Скажу тебе как человек, имеющий отношение к медицине: Ермаков из той категории, кто быстро в таких ситуациях пьянеет, но больше не от водки, а от вида и запаха крови. Накуролесить может. Заменить можно? – Нет, – отрицательно покачал головой Голощекин. – Ничего менять уже не будем. На нем самое главное и трудное – схрон! Он все готовил. И только он все знает, что и как дальше. Кого ты еще в команду? – Кабанов Иван. Командир группы пулеметчиков. Нормальный, надежный парень. – Надо еще четырех, – отметил Голощекин. – Зачем? – удивился Юровский. – Ведь приговоренных только семеро. Прислугу ведь выпускаем? – Ах, да! – спохватился Голощекин. – Верно. Совсем забыл… Покажешь место? – Пошли. Они прошли в сад и по дороге столкнулись с Медведевым. – Яков Михайлович! – обратился к коменданту Медведев. – Тут у меня… неповиновение. Двое латышей отказываются выполнять приказ. – Что такое? – удивился Юровский. – Да говорят, не желают они стрелять в девиц. – Ах, так! – возмутился Голощекин. – Значит, их самих рядом с девицами поставить надо! – Не торопись, Филипп, – остановил его Юровский. – Это мои люди, и я разберусь с ними сам. Видишь, что я тебе говорил утром? Так и получается. Думать надо!.. – А что ты говорил? – взвился Голощекин. – Что не такое простое дело. Не каждый способен выдержать. Не у каждого найдется сил достаточно, чтоб стрелять в детей. Это не в бою. – Но-но! – прикрикнул на него Голощекин. – Ты кто – чекист или поп? А может, тайный раввин? Как понимать твои безответственные высказывания? – Как понимать? Как есть на самом деле, так и понимай… Павел Спиридонович! Найди сам недостающих. Все равно кого. Осмотрев помещение, Голощекин остался доволен. – Годится. Только смотри! – он подошел к стене против входной двери и похлопал по ней ладонью. – Стенка-то каменная. – Да, – кивнул Юровский. – И что же? – А то, – ответил Голощекин, – что возможен рикошет. Как бы вы и себя не переколошматили. – В самом деле! – удивился Юровский. – Как же я не предусмотрел? Но, знаешь, Филипп, опыта нет. – Набирайся, набирайся опыта, – насмешливо посоветовал ему Голощекин. – Каждый из вас должен выбрать цель заранее и стрелять только в сердце. Не будет и рикошета, не будет крови и лишних воплей. И все будет быстро. Пока! Через полчаса зайду. – Так когда будет авто? – К двенадцати, как и договаривались, – ответил Голощекин. – Не задержи. – Не задержу. Какой пароль для водителя, чтоб его пропустили? – спросил Голощекин. – Пароль… – задумался Юровский. – Пусть будет пароль «трубочист». Днем в доме Ипатьева неожиданно появились трое молчаливых и серьезных женщин с ведрами, швабрами и половыми тряпками. Их прислал сюда Юровский мыть полы. Доктор Деревенько узнал в них монахинь Новотихвинского монастыря Марию и Антонину – именно они приносили продукты. Третьей была монашествующая странница мать Георгия. – Гла…! – вскрикнула Анастасия и испуганно зажала ладошкой себе рот. Мария больно дернула ее за руку. – Ты нас всех погубишь! – в страхе прошептала она. И громко спросила Новосильцеву: – Можно мы будем вам помогать? – Да не надо, барышня! – ответила Новосильцева. – Ручки-то у вас вон – больно мягкие, нежные, не для такой работы! Загрубеют, потрескаются, женихам не понравятся, разбегутся они от вас… – И пусть! – отпарировала Анастасия. – Пусть бегут куда подальше! Кому нужны такие женихи? А вот если кто меня полюбит, то и мои грубые руки любить будет. Новосильцева и Антонина рассмеялись, монахиня Мария промолчала. – И вправду, – улыбнулась Новосильцева. – Кому такие женихи нужны?.. – А мы поможем мебель двигать. И ведра носить!.. Все равно нам скучно без работы. – Ну, коли так… – согласилась мать Антонина. – Беритесь вон за ту лавку. Весело, радостно, с шутками и смехом девочки гремели кроватями и лавками, перетаскивали с места на место столы и стулья. Долго отодвигали от стены тяжеленный дубовый комод, потом с таким же трудом водворяли на место. Звонкие голоса разносились по всему дому. Наконец полы во всем доме были вымыты, и монахини направились к выходу. Проходя мимо Татьяны, Новосильцева шепнула: – Скоро… Один-два дня. Не больше. Готовьтесь. Вечерний чай Романовым подали с опозданием на полчаса. Они, как всегда, поужинали вместе с прислугой. На этот раз в полном молчании. После ужина Николай и Александра уединились у окна. – Ну что, родная? – тихо спросил он. Жена молча покачала головой и прикрыла глаза. – Наверное, мальчика мы уже никогда не увидим, – проговорила она по-английски. – Никогда… никогда… наверное, – эхом отозвался Николай. – Знаешь, друг мой дорогой, друг бесценный… – тихо произнесла Александра. – Я очень устала за все эти двадцать с лишним лет. Очень хочу отдохнуть. И чувствую и очень надеюсь, что скоро будет отдых. Николаю не давали покоя загадочные слова Юровского об офицере, который может прийти. – Он же не просто так это сказал!.. – взволнованным шепотом говорил Николай жене. – В его намеке – глубокий смысл, он очень хорошо просматривается, – твердил он с бесконечной убежденностью – Он дал знать, что нам нужно ждать… наверное… – боюсь даже допускать мысль! – освобождение? Бегство? |