Онлайн книга «Тайна Шампольона»
|
Он поддержал меня. Усадил меня в кресло и подал воды. Его серьезная заботливость выдавала волнение. — Сколько лет потеряно до нашей встречи… — Хотите, чтобы я подробно рассказал о новой атаке на Сегира? — Отдохните, Фарос. Я знаю. По крайней мере, догадываюсь. Жомар? Вы из-за этого мне писали? Я кивнул. — А Пикок?.. Бесчестная книга во славу Юнга? Я снова согласился. Он пожал плечами: — С тех пор, как Дюжарден умер в Каире, не успев раскаяться, я мало этим интересуюсь. Они говорят, пишут, плюются. Я над этим смеюсь. Поэтому я медлил вам отвечать… Но сейчас, видя вас, я очень об этом сожалею. — Так мы никогда не закончим… — Этого-то я и боюсь, — ответил Фижак. — Вы отказываетесь ответить, сказать им правду? — Да, — ответил Фижак. — Значит, что-то все-таки было за пеленой? — Да, — повторил он. — Почему же вы мне отвечаете, не колеблясь? — Вы так любите задавать вопросы, Фарос! — А в мой последний день нельзя ли доставить мне последнее удовольствие? — Это не единственная причина. Нашему с вами знакомству уже больше полувека. Что было потом? Ни пробела, ни даже препятствия в вашей привязанности к Шампольонам. Сегир — это я понимаю. Но заслужил ли такое доверие я? Нет! Послушайте меня. Этим летом вы взяли на себя труд написать мне, что вы тревожитесь из-за новой опасности, которая грозит работе и памяти моего брата. Как всегда, вы обратились ко мне за помощью. Взамен я в очередной раз сухо отказался ответить на ваши вопросы, я и вас принудил к молчанию, я велел вам никогда не говорить о том, что могло бы повредить Сегиру. И вы уважали эти мои желания, не зная, способна ли тайна, которую я скрывал, задержать расшифровку. Ваша поддержка беспримерна, и я решил отплатить вам сполна. Я вам об этом написал. Я задолжал вам истину, и настало время поговорить о том, что должно быть возвращено вам по полному праву. — Какая странная милость… как это ново… — Я долго об этом думал. И пришел к заключению, что таков мой долг — рассказать вам то, что знаю. А также то, что совершил… Роль Фижака, этой вечной тени дешифровщика, не так невинна, как все думают. Мой поступок не остался без последствий для судьбы моего брата. И невозможно понять ни его, ни расшифровку, если не знать, что произошло в ту удивительную ночь. Чтобы объявлять решение по делу в целом, надо постичь то, что я называю тайной Шампольона. Но некоторые аспекты этого дела драматичны и крайне волнующи. А я должен отразить еще столько атак, столько врагов… Кому еще я могу довериться? Итак, настал момент обратиться к… — От всего сердца благодарю вас. Но буду откровенен. Ваше доверие, возможно, и имеет основания, но я не могу вам гарантировать сроки. Впрочем, я готов, причем очень давно. Вопросы, которые жгут мне губы? Это — как моя последняя воля. Да, вы не могли предложить мне лучшей программы для завершения… И поскольку я действительно умираю, он освободил меня от моего наказания и от всех моих страданий. Он рассказал мне правду, которую мы искали, Морган, Орфей и я, все эти пятьдесят лет. — Знаете ли вы, — начал он, — что я часто мечтал оказаться на вашем месте? Я хотел участвовать в экспедиции в Египет. Я был в вашем возрасте… — Но сегодня вам меньше, чем мне… Он улыбнулся: — В мечтах я плыл на «Востоке». Я исследовал истоки Нила… Часто я шел рядом с Морганом, с Орфеем или с вами… — Вы никогда нам об этом не говорили… — Моя роль состояла в том, чтобы служить Сегиру, растворяться в нем. Когда он был маленьким, я читал ему «Египетский курьер», который выписывал наш отец, и сколько раз он представлял, как копает песок Долины Смерти и находит удивительный камень, что откроет ему тайну фараонов. Он так этого жаждал, его страсть была столь огромна, что я пообещал себе служить ему — никогда не отказываясь, никогда не изменяя. — Могу подтвердить, что в этом вы преуспели. — Это также справедливо и в отношении вас. В ваших поисках вы ни разу не отступили, и я считаю, что именно это объединяет вас с моим братом. Он тоже никогда не довольствовался тем, что лежит на поверхности, он тоже верил в тайну фараонов. Я же лишь сопровождал его до той ночи 14 сентября 1822 года. — Фижак тяжело дышал. — Хорошее и плохое, таким образом, всегда представляют собой две части единого целого… Он замолчал, погрузившись в воспоминания. В груди моей горели тысячи огней. Однако надо было ему помочь. — Что произошло в тот вечер? — Он пришел ко мне — примчался, так будет точнее. Его сердце билось, как барабан. Лоб покрыт испариной. В горле сухо. Он только что расшифровал свой первый иероглиф. Он уже держал в руках ключ. Я утверждал, что, вбежав, он крикнул: «Я нашел!» Это неправда. Он произнес эти слова гораздо позже, ибо когда он входил в подъезд дома, где я жил, какой-то громадный человек приблизился к нему и схватил за левую руку. Он взмахнул стилетом и всадил его в ладонь Сегира. Оружие было пропитано ядом мгновенного действия. Тотчас же мой брат почувствовал, что кровь его горит. Убийца сбежал. А зло уже действовало. — Кураре? — Без сомнения, речь шла именно об этом, ибо начался паралич. Результат известен: гарантированная смерть. Сегир поднялся по лестнице. Он сумел постучать в мою дверь; но его дыхание уже было как у больного. Я схватил его под руки. Мой брат умирал, а я не знал почему. — Он не смог рассказать вам о нападении? — Нет. Он был не в себе… Это потом он раз за разом, без конца повторял то, что я вам сейчас рассказал. Какая-то тень, порез, ужасная боль, сводившая мышцы… Он не смог описать лицо нападавшего… По причинам, которые вы поймете, мы решили никогда больше об этом не говорить. — Уверяю вас, Сегир сдержал слово. Но вы фактически спасли преступника. В результате мы никогда не узнаем, кто дал ему яд. — Англичанин?.. Ватикан? — Нет. Не Ватикан, Фижак. — Почему вы так уверены? — Изабелле было поручено следить за Сегиром только для того, чтобы узнать, все ли он сообщил о расшифровке. Тайна? Быть может, об этом вы и собирались мне рассказать? — Терпение… Давайте остановимся на Изабелле… Я понял ее роль в тот сентябрьский день 1832 года, когда мы с вами встретились на кладбище. — У меня уже была не та энергия… — Я же не отличался терпением. Но я должен был противостоять скольким атакам. — Он улыбнулся: — Когда вы объяснили мне роль Изабеллы N., я понял ярость наших врагов. Ватикан опасался, что Сегир установит связь между письменностью фараонов и божественным; другие боялись политических последствий великого открытия. Боялись подчинения христианства исключительной власти, которую мог получить тот, кто узнает тайну, — в частности, император, у которого было чем нарушить игру сильных мира сего. Я понял и удивительные предостережения дона Рафаэля и аббата де Терсана. Они ободряли Сегира, но тоже опасались возможной развязки. Да, то была власть письменности, в которой все сомневались… |