Онлайн книга «Каникулы строгого режима»
По дороге осужденные зачарованно крутили головами, словно туристы, впервые попавшие в Диснейленд. Теперь это был их дом, и, естественно, всем хотелось знать, насколько он благоустроен и уютен. Из аттракционов встретилось лишь футбольное поле с сиротливыми островками прошлогодней травы и воротами без сеток. Правда, можно развлечься шопингом в небольшой лавке, сооруженной из стройвагончика. Если, конечно, на счету есть положительный баланс. А в остальном ничего неожиданного. Ни американских горок, ни пабов с «Макдоналдсами», ни бассейна с шезлонгами. Традиционные вышки по периметру с постоянно кемарящими на них автоматчиками, унылая промзона, пищеблок с неистребимым запахом гнили и хлорки, баня, карантин, мрачные жилые бараки времен пугачевского восстания, жаждущие ремонта, как алкаш утреннюю бутылку пива. Двухэтажный штаб с российским триколором на крыше… Одним словом, скучно, как на партсобрании. Но при этом относительный порядок — ни мусора, ни собачьих кучек, ни окурков. Белые поребрики вдоль газонов. На центральной аллее — наглядная агитация в виде плакатов кустарного производства. Видимо, сотворенных самородками-живописцами из числа заключенных. Талант у творцов был недостаточно велик, но художественные замыслы — несомненно благородны. Вот краснолицая девочка-мутант (то ли с косичками, то ли с рогами) протягивает костлявые ручонки, словно за подаянием. Надпись: «Я жду тебя, папа!» А вот страшный, как романы Стивена Кинга, каторжанин в мятой робе. Приложив замшелую ладонь ко лбу, он с тоскою смотрит на тайгу. Слоган: «Найди свою новую дорогу». (Правильным был бы другой: «Сколько волка ни корми…») Еще один самодельный шедевр красовался на стене штаба — старуха Изергиль, она же Шапокляк, она же процентщица, жадно таращится на проходящих, словно некрофил на похоронную процессию: «Возвращайся домой поскорее, сынок!» Процессу «перековки» зэков, надо полагать, помогали еще и лозунги, сохранившиеся с доперестроечных времен, словно наскальные рисунки в пещере неандертальцев: «Работа — обязанность, план — достоинство, перевыполнение — честь!» — Это про какой план? — негромко спросил молодой Милюков у старшего соседа. — Афганский. Реальная трава. С одной затяжки палубу качает… «Качество продукции — верный путь ее реализации!» Это уже над воротами в промзону. Весьма актуально, учитывая, что основной продукцией, производимой осужденными, были ритуальные товары, проще говоря — гробы. Понятное дело — никто не купит некачественный гроб. Гроб выбираешь один раз и на всю жиз… в смысле — смерть. Помимо гробов промышленная зона выпускала в свет нехитрую деревенскую мебель — скамьи, столы, табуреты. Их даже экспортировали в другие регионы и ближнее зарубежье, пополняя скудный казенный бюджет. Кстати, своей «промкой» начальство искренне гордилось — во многих лагерях производство давно уже зачахло и заключенные маялись от безделья. Еще несколько плакатов содержали цитаты классиков, посвященные перевоспитанию, любви к труду и ближнему своему. Наглядную агитацию никогда не снимали — специальный клерк из Управления исполнения наказаний раз в полгода приезжал в зону, проверял их наличие и с удовольствием поднимал стакан-другой «за четкое выполнение приказов и установок министерства». Слегка не вписывался в воспитательную концепцию рекламный щит известного сотового оператора: «Ты лучший!» Телефоны в лавке не продавались, поэтому утверждение теряло всякий смысл. Здесь все лучшие. Один краше другого. Над одним из бараков трепыхалась на ветру кумачовая растяжка с белой надписью в стиле «Окон РОСТА» Маяковского: «Чем чифирь с ворами пить — Жижицу вонючую, Лучше в СДП вступить — секцию могучую!» — А СДП что такое? — прочитав лозунг, поинтересовался любопытный Милюков. — Партия какая, что ли? — Секция дисциплины и порядка, — пояснил идущий следом старожил, вернувшийся из больнички. — Активисты там парятся, суки красноголовые… А ты поменьше спрашивай, не на экскурсии. — Шире шаг! Кто не успел, тот отсосал, — поторопил прапорщик, за долгие годы заучивший весь арсенал немудреных зэковских шуточек. Несмотря на запрет, Милюков все же обратился к конвойному: — Товарищ начальник… — Твои «товарищи» в овраге лошадь доедают, — перебил его веселый вертухай, — а я тебе гражданин… — Гражданин начальник, а кормить будут? Три дня в поезде на сухом пайке. — А чего б ты хотел? Севрюжины с хреном? — Ну, не знаю, — стушевался паренек, — супчика, молока… — Хочешь супчик, молочко — подставляй свое очко! — мгновенно срифмовал прапорщик и задорно рассмеялся. Этап оценил актуальность поэзии и тоже заржал. Но секундой спустя рифмоплет, мужик, по сути, не вредный, серьезно пояснил: — Вообще-то вы сегодня на довольствии не стоите… Но я скажу в столовой — что с ужина останется, вам принесут. Зэки уважительно закивали. В длинном, пропахшем потом и прелостью коридоре штрафного изолятора прибывших построили в две шеренги. Майор вышел на середину: — Идущие по изоляции есть? От строя тут же отделились стоявшие последними четыре человека. — А кто это? — шепнул неугомонный Милюков. — Петухи, — ответил какой-то эрудит, видимо, проходивший процедуру не в первый раз. Майор кивнул конвойному, и тот проводил «голубков» в отдельную камеру. — Это все? — Дежурный придирчиво осмотрел строй, подозревая, что кто-то еще скрыл свою сексуальную ориентацию. Из второго ряда вышел парень в джинсовке, приблизился вплотную к майору и, глядя ему в глаза, негромко, но уверенно сказал: — Осужденный Кольцов. Я — БС… [1] Майор, не вдаваясь в расспросы, молча кивнул и, повернувшись к конвоиру, приказал: — Этого во вторую. Одного… * * * — Здравствуй, Сереженька… — Здрасте, теть Зин. Проходите. — Мама-то дома? — Дома, дома… Ма, тетя Зина к тебе. Сергей Гагарин посторонился, пропуская женщину в коридор. Потом присел на табурет и принялся шнуровать форменные ботинки с высокими берцами. — Ты на службу, что ли? — удивилась гостья. — Время-то уж… — Вызвали… Кому-то не сидится спокойно. Придется положить. |