Книга Сестры-близнецы, или Суд чести, страница 64 – Мария Фагиаш

Это была довольно примечательная неделя. За визитами следовали приемы, командование корпуса в Кенигсберге устроило прием, чрезвычайно важный и элегантный. Годенхаузены дали обед в честь командира дивизии и его штаба, а командир со своей стороны, устроил ужин, длившийся до раннего утра. Погода для этого времени года была мягкой, молодая зелень и голубой небосклон заставляли забыть тоскливую зиму, бесконечные туманы, наползавшие с моря, промерзавшие на метровую глубину реки, сизифов труд по очистке заваленных снегом крыш и огромных сугробов. Приезд генерала фон Цедлитца придал особую праздничную ноту той радости, которую испытывали все с наступлением весны. Под предлогом гриппа Алекса не играла роль хозяйки на обеде в честь командира. Правда, на другой день, выздоровев как по мановению волшебной палочки, она приняла участие в праздничном вечере, который устроил полк Ганса Гюнтера в честь генерала. Как обычно, она стала объектом пристального внимания офицерских дам. Внешний вид, манеры, платье — все изучалось самым тщательным образом. И господа офицеры не оставляли ее своим вниманием, хотя, конечно, ее туалеты интересовали их гораздо меньше. Они завидовали молодым холостякам, которым было дозволено сходить с ума по Алексе, а среди них наиболее вызывающе вел себя обер-лейтенант фон Ранке.

Ранке был действительно идеальным кавалером для дамы, дорожившей своей репутацией. Он был преданным обожателем, предупредительным и надежным поклонником и, по слухам, импотентом. Над его влюбленностью посмеивались, при этом для всех было загадкой, почему Алекса с ее красотой именно этого маленького Ранке избрала своим кавалером.

Подозрения о Гансе Гюнтере как о гомосексуалисте по-прежнему витали в воздухе, но более чем четырехлетний брак с Алексой, говорил, казалось, против этого. Даже если там что-то было, судачили в гарнизоне, она, видимо, наставила его на праведный путь.

Приезд генерала с теткой Розой имел для Алексы и положительные стороны. Ганс Гюнтер сменил денщика. В доме появился Иоханн Бласковитц, неуклюжий блондин, драгун с огромными руками и перебитым, как у боксера, носом. Ганс Гюнтер согласился переехать из спальни в кабинет, примыкавший к рабочей комнате и служивший до этого кладовой, где ему поставили кровать, шкаф и комод. На окна повесили тяжелые гардины, заказанные в Берлине, на полу лежал роскошный старый персидский ковер.

Чтобы пресечь возможные сплетни, Алекса объяснила фрейлейн Буссе, что этот переезд связан только с необходимостью для майора работать по ночам над своим рефератом, после чего все вернется на свое место.

Несколько дней спустя Алекса и Ранке отправились на прогулку на лошадях. Он, как всегда, поведал ей о своей неразделенной любви и разбитом сердце, он, мол, потерял сон и аппетит, не может ни о чем думать и лишь предается по вечерам пьянству в своей квартире.

— Перестаньте плакаться, в конце концов, — оборвала его Алекса. — Что, собственно, хотите вы от меня? Мой муж никогда в жизни не согласится на развод, стало быть, жениться на мне вы не сможете. Уж не хотите ли вы завести со мной роман? Разве он не ваш товарищ по службе? Да и Алленштайн — это такая маленькая дыра! Здесь ничего нельзя себе позволить, нельзя даже чихнуть, чтобы все не услышали. Найдите себе приличную девушку и…

— Я ненавижу приличных девушек.

— Но я ведь тоже была такой когда-то.

— За вас я готов умереть.

Алексе стало не по себе от взгляда его остекленевших глаз. Ей вспомнилась его дуэль.

— Вы все время говорите о смерти, но вы способны и убить. — Слова сорвались с ее губ, и вернуть их уже было нельзя.

Ранке ответил не сразу, проехав несколько метров молча. Внезапно он остановил лошадь.

— Убить? Что вы имели в виду? — спросил он глухим голосом.

Алекса рассмеялась.

— Да ничего. Это была просто шутка. — Она тоже придержала лошадь, и они свернули на пролегавшую вдоль берега дорогу.

Весна преобразила прибрежные луга свежей зеленью, а белые стволы берез блестели на солнце, как змеиная кожа. Мир слишком прекрасен, подумала Алекса, чтобы позволить себе быть несчастной.

Ранке прервал ее мысли, промолвив:

— Да, я думаю, что ради вас я мог бы убить.

Она не поверила своим ушам и взглянула на него. Лицо его покраснело, щеки подрагивали, как если бы его бил озноб. «Просто одержимый», — подумала она, разглядывая его с любопытством. При этом ей стало немного не по себе.

— Это правда, что вы убили своего лучшего друга? — спросила Алекса и затаила дыхание.

Его лицо окаменело.

— Это была дуэль. И он не был моим лучшим другом.

— И все-таки — другом?

— Ну, это довольно общее понятие. Есть друзья и друзья.

Они повернули назад и поскакали в направлении к площади парадов.

— Я вам сказал, что ради вас я мог бы убить. Пожалуйста, следующий вопрос.

— Не думайте больше об этом, это была плохая шутка. Я столько о вас слышала, и, конечно, хочется узнать побольше. Все это не вписывается в образ, который я себе представляла, — сентиментальный и деликатный, что-то вроде прусского Роланда.

— Так вы создали для себя мой образ? Это для меня самый приятный сюрприз, и, конечно, это льстит мне, потому что у меня создалось раньше впечатление, да и сейчас оно возникает иногда у меня, что я для вас вообще не существую.

— Ну, пожалуйста, не говорите глупостей! — сказала она, будучи сама не слишком уверенной в своих словах.

Сойдя с лошади у дома, Алекса пригласила Ранке на чашку чая. Он увидел, что конюх прогуливал лошадь майора во дворе. Это означало, что хозяин был дома. Ранке сказал:

— В другой раз с удовольствием.

Дурные мысли, навеянные разговором с Ранке, не выходили у нее из головы, и она настаивала:

— Ах, да зайдите же! Муж будет определенно рад вас видеть. Он вообще любит принимать гостей.

Ранке спешился и отдал лошадь Ержи.

Хозяин дома сидел в кресле, углубившись в чтение. На нем был утренний халат из парчи, на ногах сафьяновые сандалии. Если и был для него этот визит некстати, то вида он не подал. Его обращение с товарищами по службе, в том числе и с артиллеристами, было образцовым. Ганс Гюнтер всегда отличался гостеприимством и предупредительностью. С тех пор как Алекса прозрела от своей любви, она с холодным цинизмом наблюдала за тем, с какой страстью он искал кого-нибудь, кем хотел бы завладеть. Он был похож на политика, который, в своем стремлении быть избранным, жмет руки всем подряд в надежде, что это, возможно, руки его избирателей. Алекса знала, что муж в принципе не ставит Ранке ни во что, и явно уже давно дал тому это почувствовать. И конечно же, Ранке удивился любезности Ганса Гюнтера, жену которого он так открыто боготворил.

За чаем обсуждался отказ короля Эдуарда от государственного визита в Берлин, вызванный якобы болезнью. Тем не менее он оказался достаточно здоров, чтобы вскоре в неформальной обстановке встретиться с царем в Ревале. [26]