Книга Око Гора, страница 13 – Кэрол Терстон

– Египетский судный день. Скопирован с гроба Ташат, но он вполне стандартный. Сердце умершей – кувшин с двумя ручками, расположенный на одной чаше весов, – это иероглиф сердца – его взвешивают, положив на вторую чашу перо истины, символ Маат [25] , богини истины и порядка. Мы бы сказали, всего того, что одобрено моралью и справедливостью. – Она указала на мужчину с собачьей головой. – Это Анубис, следит за тем, чтобы сердце не обманывало; а мужчина с головой ибиса – Тот, бог мудрости, считалось, что он изобрел письменность. Он записывает решение судей, в то время как Гор, сын Исиды и Осириса, ждет, чтобы отвести умершую к Осирису, который зачитает ей вердикт – допускают ли ее в вечность. В Рай. Существо с частями льва, гиппопотама и крокодила, что сидит у центрального столба весов, – это Амт. Если сердце слишком тяжело от совершенных грехов, Амт его пожирает, и тогда тебе конец.

– Полагаю, Ташат пропустили в вечность, так как ее сердце легче пера.

– Обычно весы рисуют ровно, возможно из-за того, что решение выносить богам, а не простым смертным. Дэйв считает, что это небрежность художника.

– Ахинею нести он умеет.

От такой внезапной оценки у Кейт в горле застрял хохоток.

– Надеюсь, вы поняли, что сегодня днем ходили по священной территории?

Он усмехнулся, признавая ее правоту:

– Не сразу, но понял.

Кейт поставила тушенку Сэма на пол.

– Если вам еще раз доведется вступить в битву за эту мумию и если вам нравятся опасности, попробуйте упомянуть имя Нефертити – Царицу Эхнатона, помните ее знаменитый бюст?

Макс кивнул:

– А почему?

– Некоторые весьма уважаемые египтологи считают, что она и есть Сменхкара.

– Господи, как жаль, что я не знал этого сегодня! – Макс позвав Кейт с собой и вернулся на крыльцо, к ореховому рабочему столу. – Что вы имели в виду, говоря «плюс-минус двадцать пять лет»? Разве на гробе не написано, когда Ташат умерла, или хотя бы когда родилась?

– И да и нет. Египтяне записывали даты как «Год Первый» или «Год Пятый» или какой-то еще, но это годы правления отдельно взятого фараона, а у нее на гробе три разных даты. Две из них странные, но все же…

– В каком смысле – странные?

– Большинство египтологов считает, что Эхнатон правил семнадцать лет, а тут… сейчас покажу. – Она подвинула к себе листок бумаги и написала три имени, добавляя в скобках время правления каждого фараона. Потом к каждому она подписала дату с гроба Ташат.

Эхнатон (17) Год 18-й

Сменхкара (3?)Год 4-й

Рамзес (2) Год 1-й

Макс сразу уловил суть.

– Значит, у Эхнатона не было Года Восемнадцатого, а у Сменхкары – Года Четвертого?

Кейт кивнула:

– К тому же это не просто перечень правителей, потому что в нем не хватает трех фараонов – Тутанхамона, Эйе и Хоремхеба, они шли именно в такой последовательности между Сменхкарой и Рамзесом. Хоремхеба считают последним фараоном Восемнадцатой Династии, потому что он, женившись, присоединился к царской семье. Между Сменхкарой, кем бы он или она ни был, и Рамзесом – по меньшей мере двадцать четыре года.

– Так значит, первый Рамзес начинает новую царскую линию, Девятнадцатую Династию?

Кейт снова кивнула:

– Очередной военный, как и Хоремхеб.

– Если Рамзес трон не унаследовал, то человек, написавший эти даты, в то время был жив, если знал, что тот взошел на престол. То есть получается, что самая информативная дата – это «Год Первый» правления Рамзеса.

Кейт начала замечать, что Макс Кавано – далеко не посредственный диагност.

– Я согласна, но это все равно не объясняет, почему тут три даты, а не одна.

– А что значит вопросительный знак после Сменхкары?

– Никто не знает наверняка, шел ли он после Эхнатона или они правили одновременно. Если верно второе, то их правление проходило совместно в последний год царствования Эхнатона. Нефертити действительно исчезла из виду в последние три года правления мужа, но никому не известно, с какого времени они начали отсчет совместного правления. Это одна из причин различающихся версий хронологии фараонов.

– Черт возьми, столько деталей мозаики утеряно, – пробормотал Макс, запуская пальцы в волосы. – Многого мы так никогда и не узнаем.

Испугавшись, что и так уже слишком озадачила его, Кейт решила рассказать что-нибудь такое, за что можно зацепиться, в чем нет сомнений.

– Я согласна, что иногда мы принимаем желаемое за действительное, но я, как и вы, не могу согласиться с доводами людей типа Дэйва Бровермана. Пока не могу. Потому что на картонаже Ташат было еще одно стихотворение. – Кейт помолчала, а потом начала читать наизусть:

– Сначала голос взбунтовался против тьмы, и стал настолько громок, что темные воды заволновались.

Это поднимался Тему, чья голова похожа на лотос с тысячей лепестков. Он вымолвил слово и от него отделился лепесток, изогнувшись на поверхности воды.

Он воплощал желанье жить. Из ничего он создал себя, свет. Рука, разделившая воды, воздела солнце и расшевелила воздух.

Он был первым, он был началом. Потом возникло и все остальное, как лепестки, расплывающиеся по пруду.

И я могу поведать тебе эту историю.

Я просыпаюсь в темноте, суетятся птицы,

шепчут деревья, трепещут крылья.

Это утро моего рождения, первое из многих.

В храме рычат львы и дрожит земля.

Но только завтрашний день следит за сегодняшним.

Норманди Эллис «Пробуждающийся Осирис»

День 12-й, второй месяц засухи

За мной снова пришел слуга жреца, но теперь Атон плыл высоко в небе. На этот раз мы обошли вокруг главного обиталища священника, зайдя в дом поменьше, который был соединен с главным строением крытым коридором, и меня провели в большую комнату, охраняемую статуями бараноголового бога в натуральную величину – Амоном в старинном облике.

В центре стояла лежанка в форме котенка, чей хвост замер в размахе, а голова была обращена к маленькой девочке, лежащей у него на спине.

– Когда ты впервые заметила, что ей нездоровится? – спросил я кормилицу, которую узнал сразу же, поскольку она почти не изменилась за четыре года, прошедшие с тех пор, как я видел ее в последний раз, – разве что под глазами появились темные круги.