Книга Бриллиантовый маятник, страница 5 – Алексей Ракитин, Ольга Ракитина

Присутствовавшие в комнате обратили внимание на то, что неожиданно за окном все потемнело. Налетел порыв ветра, сквозняком где — то грохнуло оконную раму — собирался дождь.

— Скажите, Иван Иванович, а как получилось, что Сарра оказалась в кассе одна ночью? — снова задал вопрос Гаевский, — Ведь имущество у вас здесь немалое. На какую сумму, кстати?

— Да уж, на 50 тысяч потянет, — важно ответил Миронович, — место бойкое, проходное, самый центр города, почитай. Что касается Сарры, то обычно здесь с дочкой всегда был Беккер, но 25–го приказчик уехал к жене и детям в Сестрорецк. Так что Сарра осталась в городе одна. Она, видите ли, дочка Беккера от первого брака, ну, и ему сподручнее было, чтобы она была здесь. Уж не знаю из каких видов… Вообще — то она расторопная девчонка была, и в конторе мне помогала — я ей 5 рублей платил! А если на ночь оставалась, то была очень осторожна, всегда дверь запирала. Вы видели, что на входной двери кроме замка есть еще большой железный крюк? Так что запрешься изнутри — и как в крепости, даже если домушник отворит замок, внутрь все равно не попадет.

— Говорят, иногда дворники с ней здесь дежурили?

— Да, я просил их пару раз, но Сарра пожаловалась на них, говорит, выпьют водки и тянет их на подвиги. Вот я и не стал их больше звать — в конце концов приказчик отвечает за сохранность вещей, вот пусть у него и болит голова, как он будет ночью охранять хозяйское добро.

— Что ж, удобная позиция, — кивнул Гаевский, — Скажите, а кто мог знать, что в этот раз Сарра будет ночью в кассе одна?

— Да кто угодно! Ее тут все знали, да и тайны никакой не было в том, что папаша ее уехал…

— А вот мебель в дальней комнате… — неожиданно вклинился Черняк, — не помните, как стулья стояли — на диване или рядом?

Гаевский осуждающе покосился на коллегу, очевидно, вопрос о мебели был задан некстати.

— На диване. Я решил, что мебелью пока пользоваться не буду, так что пусть стулья пока и стоят на диване, как обычно на складе — так места меньше занимают.

— А сегодня их нашли расставленными на полу, рядом с диваном. Кто же это мог сделать? — спросил Черняк.

— Ну, уж не знаю. Ищите! Да — с.

Гаевский при этих словах Мироновича улыбнулся и оборотился к Черняку:

— Вот тебе, Викентий, золотое правило допроса!

— Какое правило?

— На дурацкий вопрос всегда следует дурацкий ответ, — сказав это, Гаевский повернулся к Мироновичу, — Иван Иванович, вы составили список похищенного?

— Пока нет.

— Сядьте, спокойно подсчитайте, своей рукой напишите на листе бумаги. Во сколько, кстати, оцениваете ущерб?

— В общей сложности рублей на 400. Да еще вексель Грязнова на 50 рублей. Но это номинал, так — то поменьше он будет стоить, продается — то с дисконтом. Но тем не менее, пара десяток точно. Ну, и наличными 50 рублей, в ассигнациях.

— А вообще — то на какую сумму потянет содержимое всей витрины?

— Ну, как минимум на 1000 рублей, — не без самодовольства ответил Миронович, — Я вообще работаю только с дорогими вещами, барахло всякое не принимаю.

Хозяин кассы сел к столу составлять опись пропавших вещей, а полицейские прошли в кухню.

— Какой же ты дурак, Викентий! — рявкнул Гаевский, плотно притворив кухонную дверь, — Кто тебя тянет за язык? Что ты начинаешь про мебель молоть?

— Но — но, с выражениями аккуратнее! — огрызнулся Черняк.

— Гаевский прав, — мрачно отозвался Иванов, обычно сдержанный и немногословный, — Вам, Викентий Александрович, не следовало упоминать о перестановке мебели. Очевидно, что о перестановке мебели не могли знать многие, скорее всего, только сам преступник. И если бы на официальном допросе Миронович проговорился, что ему известно как именно стоит мебель на месте преступления, то тут бы следователь и притянул его за язык…

— Теперь не притянет, — раздраженно закончил мысль своего коллеги Гаевский, — Теперь Миронович отопрется, сказав, будто о перестановке услышал от господина Черняка!

Черняк негодующе буравил глазами Гаевского, но ни слова в свое оправдание не промолвил. Да, собственно, что тут можно было возразить? Иванов был прав во всем.

— Кстати, раз уж заговорили о расстановке мебели на месте преступления, — продолжил Гаевский, — Настоятельно рекомендую обратить внимание на то, как поставлено второе кресло.

— А как оно поставлено? — спросил вслух сам себя Иванов, — Перед дверью в ватерклозет.

— Вот именно. Не без умысла.

— Брось, Владислав, — махнул рукой Иванов, — в этом умысла нет никакого. Комната маленькая, кресло поставлено так, как удобнее.

— Ничего подобного, Агафон, — возразил коллеге Гаевский, — ватерклозет мог оказаться для девочки убежищем. Убийца, переставляя мебель, отсекал ей путь отхода.

— Я тебя умоляю, Владислав, замолчи, — замахал на него руками Иванов, — Ты сейчас тут наговоришь и только собъешь всех с толку, как это уже не раз бывало. Они же ждут от тебя истины в последней инстанции, — последовал кивок в сторону Черняка и пристава Рейзина, — а между тем, следствие еще толком не начато! Подожди со своими умозаключениями. Еще даже неизвестно, будешь ли ты сам привлечен к расследованию.

Трудно сказать, что возразил бы на это поляк, но Гаевскому не дал ответить громкий голос Мироновича, послышавшийся из — за двери:

— Эй, господа сыщики, вы видели это, в передней?..

Через секунду он приоткрыл дверь в кухню и просунул голову:

— Там пятна воска от свечки на полу. Но вчера, когда я из кассы уходил, их там не было, это точно!

Разумеется, все тут же отправились в прихожую. При взгляде на многочисленные потеки воска на полу прихожей становилось ясно, что действительно кто — то жег здесь свечу возле самой входной двери.

— А вы в кассе обычно свечами пользуетесь или лампой? — спросил хозяина Гаевский.

— Да лампой, конечно. Свечи имеются, но так, на всякий случай. Там, в кухне, в шкафу.

— Пойдемте, посмотрим!

Гаевский с Мироновичем сходили на кухню и там хозяин кассы показал где именно хранил свечи. Полдюжина толстых восковых свечей, схваченная толстой суроой ниткой, оказалась на своем месте.

— Ну что ж, очень хорошо, — бормотал Гаевский, — очень даже хорошо — с. А скажите, Иван Иванович, откуда на кухне взялся кусок трубы?

— Какой? — Миронович обвел взглядом кухню, — Ах, этот… Он тут давным — давно, уж годик — то точно. В подъезде меняли трубы газового освещения, так он валялся ненужный. Не помню уж, кто и принес его. А только я выкидывать его не стал — мало ли, какой недобрый человек зайдет. А труба эта есть не просит — притулилась себе в уголке и стоит тихонечко.

— А сейчас она лежит на плите. Почему, не знаете?