Книга Клоунада, страница 60 – Уолтер Саттертуэйт

— Каких имен?

Мисс Рендалл покачала головой.

— Сейчас это уже неважно. Все в прошлом. Черт!

— И после этого, — смекнула я, — она связалась с Ричардом.

— Да.

— С той же целью, вы думаете?

— Сначала я так и думала. Далее наняла частного детектива — как это у вас в Англии называется? Сыщика?

— Наверное, — как ни в чем не бывало, ответила я. (Новые аплодисменты из-за кулис.)

— После того как мы… расстались, я наняла его, чтобы он все о ней разузнал. Вот тут и выяснилось, что все ее рассказы были ложью. Отец ее никакой не барон. А содержала ее партия — платила за то, что она переводила деньги из Франции в Мюнхен. Еще я многое узнала о самой партии. Она и в самом деле отвратительна. Я все рассказала Ричарду. Хоть мы никогда и не были близкими друзьями, я решила, он должен все знать. Он сказал, что и так все знает. Она, мол, сама ему рассказала. Я спросила, не пугает ли его то, что она помогает таким людям. Он сказал, что она больше этим не занимается. Сказал, что поставил ее перед выбором: он или партия, — и она выбрала его.

— Думаете, это правда?

— Да, думаю, так оно и было. Стоило всего лишь взглянуть на нее в его присутствии, чтобы понять, что она окончательно потеряла голову. — Мисс Рендалл отпила еще вина. — Это было даже не обожание, а что-то вроде опьянения.

— И тем не менее вы их нарисовали, — заметила я. — Обоих. Это легко вам далось?

Мисс Рендалл вяло и горько улыбнулась.

— Труднее всего было скрыть в картине все, что я о ней знаю. Изобразить ее не такой, как есть, а какой кажется. — Она снова пожала плечами. — Ричард попросил меня нарисовать их обоих, а я была у него в долгу. Но это была шутка. Одна из последних шуток Ричарда.

— Что вы имеете в виду?

— Он должен был забрать картины как раз в тот день, когда застрелился. Думаю, он знал, когда со мной договаривался, что он за ними не приедет, И оставит их здесь, для меня.

Я посмотрела на портрет Сабины.

— Как вы думаете, почему она так сильно влюбилась в Ричарда?

— Несмотря на все его очарование, в нем была и какая-то темная сторона. И Сабину притягивало к этой тьме, как мотылька к свету. Те же темные стороны — ненависть, жестокие мифы, стремление к власти — привлекали ее и в национал-социалистах. Очевидно, Ричард удовлетворял ее потребности, эти самые, лучше, чем партия.

— Странно.

— Люди сходятся по разным причинам, Джейн. И часто эти причины не имеют никакого отношения к духовности и свету.

— Да, безусловно, — со знанием дела согласилась я.

Все еще улыбаясь, мисс Рендалл поставила локти на стол, сцепила пальцы и положила на них подбородок. Ее потрясающие глаза смотрели на меня из ореола рыжих волос.

— А как насчет вас, Джейн?

— Меня? Что вы имеете в виду? — Возможно, господин Дарвин и прав, но я никогда не понимала, насколько важную роль в эволюции играет свойство человека краснеть.

— У вас кто-нибудь есть? — спросила она.

— У меня? Нет. Пожалуй, нет.

Казалось, этот фиолетовый взгляд можно было ощутить физически. Казалось, в нем есть вес и сила. Я ощущала, как он давит на кожу моего лица.

— Мне бы очень хотелось, — мягко сказала мисс Рендалл, — вас нарисовать.

Между нами на столе располагались, хотя и не в прямом, физическом смысле, все те возможности, которые таило в себе это предложение.

Все было бы так просто, Ева. Думаю, двинь я в ее сторону рукой, пусть даже слегка, ее рука немедленно взметнулась бы вверх и накрыла мою, подобно покрывалу, упавшему на обнажившееся плечо.

Должна признаться, мое второе я испытывало искушение. Как я уже говорила, она неповторимая женщина.

К тому же мое выступление в роли няньки двоих детей мало помогло скрыть чувство одиночества, которое, подобно грустному черному зверьку, затаилось в уголке моего сердца и в дождливые дни или долгие ночи иногда выползает наружу, чтобы показать свое знакомое печальное лицо. То время, что я провела с Эжени, получив огромное удовольствие, должно было утешить его, а оно, наоборот, только все усугубило. Мое время с Эжени скоро закончится, да и в ее компании я оказалась обманным путем.

Более того, что касается самого предложения мисс Рендалл, нельзя сказать, что у меня совсем нет опыта в подобного рода отношениях, и ты об этом знаешь лучше всех.

Но, Ева, эта возня осталась в далеком прошлом, эти полуночные охи и вздохи, эти маленькие уловки, которым ты меня обучила, какими бы милыми они ни были (и есть) и как бы я их ни ценила (равно как и тебя), я всегда воспринимала, скажем, своего рода упражнением. Экспериментом. Игрой. (И я знаю из того, что ты писала мне о великолепном господине Хэммонде, что твои чувства вряд ли слишком отличаются от моих, n’est-ce-pas?)

Если — может, лучше сказать, когда — я разделаюсь с этим утомительным «сокровищем», я бы, хотела, чтобы все произошло в обстановке, хотя бы отдаленно схожей с моими мечтами, надеждами и фантазиями. Честно признаться, меня напрочь испортили братья Гримм, И в этот период моей жизни я уже не могу так легко перенести свою привязанность к Сафо.

(Должна покаяться, что я слегка изменила свое мнение, когда несколькими часами позже столкнулась с господином Бомоном и его стройной, ухоженной, но ужасно маленькой спутницей.)

Как бы то ни было, некоторое время я сидела молча. Заданный вопрос и те, что за ним подразумевались, так и висели в воздухе, пока мы смотрели друг на друга через стол. Наконец я сказала:

— Благодарю вас. Вы мне ужасно польстили. Но у меня столько дел. Честно признаюсь, мне вряд ли удастся выбрать время.

Ее взгляд не дрогнул.

— Какал жалость, — сказала мисс Рендалл. Она взяла бокал и отпила глоток. — В таком случае, быть может, присоединимся к остальным?

Если бы я писала роман, тут бы в самый раз и закончить главу, как думаешь?

Но я еще не обо всем написала. Еще раз напоминаю тебе, я не только femme fatale, но к тому же пинкертон.

Когда мы возвращались назад по кипарисовой дорожке, я спросила:

— Все те люди, что давали Сабине деньги…

Мисс Рендалл смотрела вниз, будто наблюдала, как перед нею стелется дорожка. Потом она повернулась ко мне и рассмеялась.

— Вы никогда не сдаетесь, правда, Джейн?

— Но мне это показалось до того странным — чтобы французы давали деньги немцам.

Мисс Рендалл улыбнулась.

— Не все из них были французы и не все — мужчины. В их числе была эта писательница — Сибил Нортон.

— Сибил Нортон? — изумилась я. — Но ведь она англичанка!

— Да, конечно, — снова улыбнулась она, — и тем не менее она симпатизирует Германии. Как и ее любовник.