Онлайн книга «Новобранец»
— И ты согласился… — Нет, Хатра, мы согласились. Мы оба, ты и я. Не забыл еще о том, что мы с тобой едины, что мы — напарники? Куда один, туда и второй. — Но это будет предательством… — Глупости! Гонэл отобьет любую атаку. Если тролли будут заранее знать о том, что она выслала разведку или, предположим, планирует крупный поход в сторону границы… что с того? Они все равно об этом узнают. — Если Гонэл выяснит, кто шпионит в ее замке, она… — Хатра не договорил. Эопта засмеялся. — Я ведь говорил тебе уже, что ради спасения этой женщины мы с тобой идем на очень большую жертву. Только об одном умолчал пока Эопта — о платье Ингильвар. Эта тема обсуждалась на собрании воинов до самого заката. Пленник-человек, жалкий, избитый, связанный, стоял посреди шатра, босыми ногами на пепелище костра, где обычно готовилась пища, — на священном месте, которое очищало его и не позволяло ему лгать или вредить собравшимся. Эопта отлично понимал смысл ритуала, потому что в его прежнем крестьянском мире тоже принято было обожествлять домашний очаг и приписывать ему способность очищать людей, предметы, пищу и новорожденных младенцев. Наконец тот, кто привел Эопту на собрание, поднялся и заговорил, обращаясь непосредственно к пленнику. — Ты согласен шпионить для нас? — Да, — не моргнув глазом, ответил Эопта. — В замке Гонэл? — Да. — Оповещать о ее планах? — Да. — Ты будешь хранить тайны Эахельвана? — Да. — Что ты хочешь взамен? — Платье Ингильвар и саму женщину. — Для чего тебе? — Я хочу измениться, — сказал Эопта. — Хочу быть красивым, желанным, хочу вызывать восторг и вожделение. — Мы много лет пытались заставить платье служить нам, — проговорил другой тролль угрюмо. — Но оно ничего не делает. Это простая тряпка. — Потому что оно предназначено для смертных людей, — возразил Эопта. — Оно не предназначено для троллей или эльфов. Я думаю, в этом хитрость Морана. Тролли начали переглядываться и повторять имя Морана Джурича со страхом, злостью, раздражением и тайным восхищением. Эопта дождался, чтобы они замолчали, и повторил: — Женщина и платье. За них я готов шпионить для вас. — А твой друг? — щуря и без того узкие глаза, настаивал тролль. — Он будет делать то же самое, — уверенно ответил Эопта. — Ради женщины и платья? — Ради женщины. Платье нужно мне самому. Тролли дружно расхохотались. Потом тот, который привел Эопту на собрание, осведомился: — Как ты собираешься носить это платье, глупец? Ты ведь мужчина! — Это мое дело, — ответил Эопта невозмутимо. * * * Хатра возвратился в замок без Эопты, но с безымянной пленницей. Он вез ее в седле, и ему казалось, что вместе с этой женщиной с ним едет огромная печаль. Женщина держалась за его пояс. Иногда она задремывала и прижималась лицом к его спине. Она была усталой, грустной, молчаливой. Она не помнила ни своего имени, ни обстоятельств своего пленения, ни места, где жила прежде. В первую ночь, когда они остановились для отдыха, и она увидела у себя над головой другие звезды, мелкую их россыпь, и круглый диск давно забытой луны, она испугалась. — Где мы? — спросила она у своего спутника. — По другую сторону Серой Границы, — ответил Хатра. — Мы на земле эльфов и людей. — Где мы? — повторила она, сжимая в кулачках свои распущенные, спутанные волосы. — Мы — дома, — сказал Хатра. Она повернула голову к нему и устремила на него горящие глаза. — Ты знаешь, кто я? — Нет. — Ты уверен, что не знаешь, кто я? — Ты — сестра Морана Джурича, — сказал Хатра, просто так, чтобы не молчать. Его путали ее настойчивые вопросы. Его пугало ее безумие. — Моран Джурич — твой сводный брат. — Он тролль. — Он — Мастер. — Но я — не тролль и не Мастер, — сказала женщина. — Я ни то и ни другое. — Ты сестра Морана Джурича, — повторил Хатра. — Он забрал у тебя твое имя, так что теперь ты можешь начать новую жизнь и взять себе любое другое имя. — Любое имя? — Она задумалась, но потом покачала головой. — Я не хочу никакого любого имени, я хочу мое собственное. — Возьми первое, какое понравится, и оно станет твоим собственным, — сказал Хатра. — Все так делают, если теряют имена. — Нет, — решительно отвергла его предложение безымянная женщина. — Это невозможно. Имя нельзя взять себе самостоятельно. Так делают только самоуправцы и глупцы, которые не понимают, что имя тебе должен дать другой человек. Имя — это то, что тебе дают, что ты принимаешь, склонив голову, то, в чем ты не властен. — Хочешь, я сам нареку тебя каким-нибудь хорошеньким именем? — предложил Хатра. — Коль скоро тебе непременно охота подчиняться другим в этом вопросе, то подчинись мне. Она тихонько засмеялась. — Как же ты глуп! Ты глупее обычного человека, если предлагаешь мне такое. Имя может дать только тот, кто имеет на это право. А ты не имеешь никакого права называть меня. Ты не смеешь властвовать надо мной. Ты — очень маленький человек, Хатра. Гораздо меньше, чем мнишь о себе, и поверь мне — я это вижу так же ясно, как и эту луну у нас над головой. Она махнула рукой в сторону черного горизонта. — Кем бы я ни была, — повторила она, — мое имя будет ждать меня. Возможно, его украли. Но всякая украденная вещь рано или поздно отыщется, не так ли? * * * Освобожденная пленница была высокомерна, как все эльфийки, и очень хороша собой — зеленоглазая, с темными волосами и гибким телом. Скоро оказалось, что она — отличный воин; должно быть, у троллей ей не препятствовали заниматься фехтованием, верховой ездой и стрельбой из лука: не то потому, что считали ее безопасной, не то — просто ради ее развлечения, чтобы пленница не зачахла от скуки. Она могла о себе рассказать лишь немногое, но защитница Гонэл и не требовала полного отчета: она умела заглядывать прямо в душу, а для этого ей не требовались ни сведения, ни признания, ни факты. Эахельван, возможно, узнал эту женщину. Но даже если и так, то виду он не подал. Продолжал читать свои книги и спорить с Махонне по каждому поводу. Эопта, как сообщил в замке Хатра, погиб от троллиных рук, когда они оба пытались вызволить женщину из плена. Менестреля звали Адальгер. Он пришел в замок Гонэл однажды под вечер, и синий плащ окутывал его, как печаль. Эта печаль показалась Хатре знакомой, когда он увидел Адальгера впервые; но вскоре впечатление развеялось и забылось. |