Книга Завещание веков, страница 62 – Анри Лёвенбрюк

— Ну, что там в его бумажнике? — спросила Софи, повернувшись ко мне.

Я кивнул. Наконец-то у нас появилась зацепка. Возможность выяснить, кто такие вороны. Достав бумажник из кармана, я взглянул на соседние сиденья, желая удостовериться, что никто за нами не подглядывает, потом раскрыл его на коленях.

Я обнаружил паспорт. Итальянский. Паоло Граната. Родился в 1965 году. Я протянул его Баджи через разделявший нас маленький столик.

— Как думаете, настоящий?

Он взглянул на документ, потом пожал плечами:

— Думаю, да.

Больше ничего особенного в бумажнике не оказалось. Кредитная карточка на то же имя, несколько счетов, план Парижа, билеты в метро… Но была там еще и визитка, которая сразу привлекла мое внимание. Небольшая, отпечатана на очень дорогой веленевой бумаге. Имени нет, только адрес. В Ватикане. И наверху значок, который я без труда узнал. Крест на фоне солнца.

Я показал карточку Софи. Она скривила губы:

— Это лишь подтверждает то, что мы уже знали.

Я кивнул. Да. Всего лишь подтверждает. Подтверждает, что мы действительно вляпались в дерьмо.

Вновь наступило молчание. Софи закрыла глаза. Баджи объявил, что сходит в соседний вагон и принесет кофе. Он уже расслабился.

Я прислонился головой к левому оконному стеклу. Проносившийся мимо ночной пейзаж; сливался на стекле с отражением внутренней обстановки вагона. Я чувствовал себя оглушенным. В состоянии грогги. Измотанным, словно после долгого дня ходьбы. Впечатления последних суток хлынули на меня водопадом. Они перемешивались, теряли четкость, расплывались. Проносились в ускоренном ритме. Словно меня уносило слишком быстрым течением.

Я попытался больше не думать об этом и задремал еще до того, как вернулся Баджи.

В 21.28 по местному времени поезд прибыл на вокзал Ватерлоо.

Сесть на поезд в Париже и выйти из него в Лондоне через три часа без малого — это было нечто невероятное для такого экспатрианта, как я. Впрочем, теперь меня мало что могло удивить.

Подруга Софи подтвердила, что мы можем приехать к ней в любое время суток. Оказавшись на вокзале Ватерлоо, мы сразу взяли такси.

Я не был в Лондоне уже много лет — мама возила меня туда два или три раза, — и поездка через весь город дала нам возможность полюбоваться ночным обликом английской столицы. Зрелище было великолепное, и я почти забыл о злоключениях этого ужасного дня, В сущности, это дополняло совершенно сюрреалистическую картину, в которой мы выглядели тремя крохотными мазками, нанесенными на холст кистью случая.

Большое черное такси выехало из вокзала Ватерлоо, и синий туннель «Евростар», подобно длинной пуповине соединявший Англию и Францию, остался позади. Приближаясь к Темзе, мы увидели громадный силуэт белого колеса, London Eye, [50] которое медленно вращалось, вознося посетителей аттракциона к небесам, словно гигантская водяная мельница над рекой. Маленькие стеклянные кабинки с восторженными зрителями сверкали в фиолетовом небе, как неоновые лампочки.

Такси помчалось по мосту Ватерлоо. Баджи с Софи также безмолвно наслаждались зрелищем. Я повернул голову направо и разглядел вдали белый купол собора Святого Павла в гордом ожерелье из коринфских колонн. Потом взор мой приковала к себе Темза. Длинная черная лента змеилась среди зданий, подсвеченных прожекторами и фонарями.

На горизонте, словно мираж в пустыне, возник Канэри-Уорф, новый полюс лондонского бизнеса, букет небоскребов из стекла, рай для крупных биржевиков, ад для мелких маклеров. Такси перевалило через горбину моста. Я на мгновение смежил веки. Когда я снова открыл глаза, мы были уже в Сити, затем проехали мимо резиденции королей и Вестминстера. Старый Лондон, золотой город.

— Хотите, я займусь поисками отеля, пока вы будете беседовать с вашей подругой? — спросил Баджи.

— Нет-нет, не беспокойтесь, Жаклин наверняка предложит нам что-нибудь.

Такси, оказавшись на другом берегу реки, свернуло налево и двинулось по Стренду, одной из древнейших улиц Лондона, вплоть до гигантских львов Трафальгарской площади. Я улыбнулся. Мне казалось, что я вижу Лондон во сне. Я почти ощущал руку мамы, сжимавшую мою ладонь, это было таким же весенним вечером, на той же самой площади. Я словно странствовал по своим воспоминаниям или перебирал старые почтовые открытки, сложенные в коробку. Голуби, львы, колонна Нельсона, большой фонтан и еще тучи туристов, которые держат руки в карманах и ежатся от вечерней прохлады. Словно соблазнившись неоновыми огнями и сверкающими панно с рекламой кока-колы и «Бургер Кинг», заполонившими все фасады, такси устремилось к Пикадилли-серкус. Мотор урчал так громко и ровно, что создавалось впечатление, будто мы едем очень быстро, и я спрашивал себя, способны ли тормоза остановить эту махину, которая помчалась по Риджент-стрит, как выпущенный из пушки снаряд.

— Это и в самом деле великолепный город, — сказал я, повернувшись к Софии.

— Здесь приятно провести уикенд, но чтобы весь год…

— Так всегда говорят о городах, в которых не жили! — насмешливо парировал я.

— А вы-то разве жили в Лондоне?

— Нет. Но я, уехав из Парижа, понял, что можно жить и в другом месте.

— Я вовсе не говорила, что не смогла бы жить в другом месте. Но только не в Лондоне.

— Почему?

— Слишком дорогой, слишком английский, слишком искусственный.

Я расхохотался:

— Лихо сказано! Вы попрекаете столицу Англии за то, что она слишком английская… Но где же тогда вы могли бы жить, кроме Парижа?

— Знаете, у меня характер скорее бродяжий. Я люблю путешествовать. Видеть разные страны Пустыни. Я люблю Северную Африку, Средний Восток… Их атмосфера намного ближе человеку, чем в наших больших западных городах. Мы понастроили зданий, которые совсем не похожи на нас.

Я пожал плечами:

— Странно. А мне кажется, что мое место именно в больших западных городах. Это уже неплохо. Вот, посмотрите…

Такси как раз пересекало Оксфорд-серкус.

— Посмотрите, сколько народу. Днем и ночью. Здесь всегда многолюдно! Днем они ходят по магазинам, в «Селфридж» или «Хэрродз». Вечером фланируют, назначают друг другу свидания, встречаются или расходятся. Но люди здесь всегда. И меня это успокаивает. Я это обожаю.

Она взглянула на меня с улыбкой.

— Да, я знаю, — сказала она, положив руку мне на колено.

И это не было снисходительной жалостью. Нет. По глазам ее я понял, что она говорит искренне. Она знала. Знала, что мне легче в толпе, что мне нужны люди. Чтобы не чувствовать себя одиноким.

Через несколько минут такси остановилось перед домом подруги Софи.

Если мне понадобилось несколько дней, чтобы догадаться о сексуальных предпочтениях Софи, то относительно ее подруги даже сомнения возникнуть не могло. В квартире Жаклин Делаэ было полно книг о гомосексуализме и весьма откровенных картин, а к плафону у входа был прицеплен великолепный голубой флаг.