Онлайн книга «Мишель»
|
— Любви не имеет, — прошептал он. — Не имеет любви. Да и кто ее имеет? Не я же, грешный… И сразу, едва только подумал он о любви, сделалось ему светло — так светло, что он испугался: не впал ли в обольщение. Положим, прав отец Василий — да и отважен весьма; но все-таки во всем, что он творил сейчас, не было любви. Самым ужасным, самым убийственным образом не было любви. Дьячок напрасно ломился в квартиру отца Василия — там никто не отвечал. В конце концов, соседи, наскучив криками и стуком, начали выходить и говорить, что отец Василий точно заходил домой, однако на квартире не задержался и вскорости покинул ее. А куда отправился — неизвестно. С этим сообщением дьячок Остроумов и вернулся к отцу протоиерею. Почти одновременно с ним с разных сторон к храму подошли — снова Алексей Аркадьевич Столыпин и неугомонный Руфин Иванович Дорохов. Дорохов был чрезвычайно мрачен и уже с порога — ни с кем не здороваясь — закричал в прохладную темноту церкви: — Батюшка! Ждут ведь! Отец Павел медленно вышел на порог. Старичок отец Афанасий шлепал следом. Узрев господ офицеров, отец Афанасий чуть приосанился — насколько сумел — и прошамкал: — Не взять ризницы — закрыта… Столыпин не сразу понял, что происходит, зато Дорохов сообразил почти мгновенно и прогневался. — Где он?! — заревел Руфин, топая ногой. — Изрублю как собаку! Столыпин осторожно взял его за руку. Отец Павел, подумав, проговорил осторожно: — Я не знаю, где отец Василий, да только ключ точно у него. — Ломать дверь к… э… — Дорохов проглотил ругательство и с надеждой уставился на отца Павла. — Господа, хочу вам все-таки напомнить, что кое-что мы с вами делаем с… нарушением… некоторых предписаний… хотя и не совсем… — произнес отец протоиерей, несомненно, в это мгновение думая о матушке Варваре Ивановне и прочем своем семействе. Более твердым тоном он заключил: — Двери ризницы ломать не будем, а отыщем отца Василия и уломаем его… При слове «уломаем» Дорохов хищно зашевелил усами. Столыпин убрал руку с его локтя. — Где в городе живет самая богомольная и нудная особа? — осведомился Дорохов. — Отец Павел, вы ведь должны таковых знать… Которые по сорок минут пересказывают наималейшую свою ссору с подобной же особой… и благословение берут даже на посещение отхожего места. Отец Павел опустил веки, словно таким способом можно было хоть на время избавиться от Дорохова. Разумеется, описанные им особы в городе водились, и не одна, однако вряд ли отец Василий скрывался сейчас у одной из них. Не все они любили священника Эрастова, поскольку богомольность изумительным образом сочеталась в них с очень добрым отношением к себе, а отец Василий чрезвычайно любил накладывать строгие эпитимии и сурово требовал, чтобы постились. Поэтому вымогать себе послаблений все эти дамы приходили к более мягкосердечному отцу Павлу. — Отрядим несколько человек, — предложил из-за плеча настоятеля старичок отец Афанасий. — Надобно прочесать город. Выпалив такое, он пригладил седую, желтоватенькую бороду с очень довольным видом. Дорохов лихо щелкнул каблуками, кланяясь ему, точно вышестоящему командиру. И больше часа ходили по всему Пятигорску — спасибо, городок мал — в поисках скрывшегося с ключами отца Василия, пока наконец Дорохов не обнаружил его там, где меньше всего пришло бы в голову разыскивать священника: в худом трактире для извозчиков на самой окраине. Отец Василий заседал в темном углу, дул на блюдце с чаем и зыркал по сторонам. Руфин Иванович не сразу его и приметил. Однако бежать было некуда — столик отца Василия находился в самом углу. Гремя худыми сапогами на твердой подошве, Дорохов прошел между солидными извозчиками и навис над батюшкой. Отец Василий привскочил, увидел между потолком и своей головой дороховский кулак и вновь опустился на лавку. Дорохов уселся напротив, развалился весьма вальяжно — что было весьма мудреным делом, ибо у лавки в силу ее конструкции не имелось ни спинки, ни подлокотников. И однако ж со стороны казалось, будто Руфин Иванович расположился в покойных креслах с подголовником. — Ну-с, — сказал Дорохов, — свиделись, батюшка. — Самоубийц не хоронят, — молвил Эрастов. — Есть предписание, — сообщил Дорохов. — За номером 1368. — А по мне — хоть за номером 666, — ответствовал отец Василий. — Самоубийц не хоронят. — Ключ отдайте, батюшка, — попросил Дорохов. — Отдайте по-хорошему… Отец Василий приподнял руку, пошевелил пальцами, снова опустил. — Да что вам он сдался, этот Лермонтов? — спросил он почти дружески. — Неприятный был человек. Только и знал, что насмешничать да девицам головы морочить. Он ведь злой был. Карикатуры рисовал, я знаю. Он и на священство рисовал. — Ключ отдай, сволочь, — сказал Дорохов и шевельнулся так, чтобы сабля рукоятью задела стол. — Отдай! — Нет! — взвизгнул отец Василий, подскакивая. — Нет! Дорохов встал. — Третий раз не попрошу — возьму вместе с рукой, — предупредил он. Отец Василий вынул из кармана ключ от ризницы и швырнул в Дорохова. Тот ловко поймал ключ на лету, повертел им в воздухе и повернулся к отцу Василию спиной. — Прощайте, батюшка, спасибо. — В аду сгорите, — сказал отец Василий с деланным спокойствием. — Ну да это уж не мое дело! * * * Все то время, пока тянулось ожидание, скука ходила волнами, то поднимаясь, то опадая, и затем окончательно сдалась, когда общий разговор стал о том, что вновьприбывший начальник штаба распорядился срочно отправить по полкам всех молодых офицеров, которые находились в Пятигорске по не вполне правдивым медицинским свидетельствам, кои раздавал доктор Ребров почти всем желающим. Скандал, вызванный дуэлью, неизбежно привлечет внимание высших сфер к Пятигорску и к различным недочетам в управлении. Говорили также о том, что случившееся вовсе не было дуэлью, но подлым и зверским убийством, поэтому нашлось несколько горячих голов, которые изъявили желание вызвать, в свою очередь, на поединок Мартынова и пристрелить его без лишних разговоров. Это было увлекательно и развеяло скуку до самого появления отца Павла. Отец Павел с небольшой свитой явился, и первое, что встретило его, был военный оркестр. Утомленные ожиданием оркестранты немного подкрепились вином и порасстегивали воротнички. — Это еще что? — вопросил отец Павел. — С ума меня свести вы задумали? Для чего здесь музыка? Мало, что я делаю вам снисхождение, так тут еще оркестр… И он решительно повернул назад. Прибежал полковник Зельмиц, очень огорченный, и начал упрашивать музыкантов уйти. Те, пожимая плечами, собрали инструменты, забрали остаток вина и скомканные ассигнации — и удалились. |