Онлайн книга «9 дней»
— Итак, там встретились два Вовкиных предка, — сказал Бравик. — Да, любопытно. — Капитан Шкуренко в сентябре 1878-го был награжден Орденом Святой Анны третьей степени. Но вот что странно, толстый: после этого Шкуренко словно исчез. В апреле 1879 года сороковая пехотная дивизия вернулась к месту постоянной дислокации, в Саратов. Жители и отцы города устроили героям Карса и Эрзерума торжественную встречу, в «Хрониках Имеретинского полка» она описана в деталях. На смотру генерал Шатилов вручал награды офицерам и низшим чинам. Неоднократно в этой связи упомянуты фельдфебель Вишняк, ефрейтор Шуравин… — Ген, не надо с ятями и фитами. Не заходись. — Так вот, о капитане Шкуренко на тот момент уже нет ни слова. В апреле 1879-го фамилия Шкуренко уже нигде не встречается — ни в полковых и дивизионных документах, ни в саратовских газетах. Как будто он исчез. И не погиб даже, и не умер от болезни, а просто исчез. Последнее упоминание о нем встречается в приказе генерала Лазарева номер сто девяносто по Карскому отряду русских войск от 16-го сентября 1878-го. Там отмечена заслуга Шкуренко в предотвращении эпидемии тифа в дивизии. А после — все. Как отрезало. Больше ни единого упоминания. — Мало ли, при каких обстоятельствах мог потеряться человек. Да еще в те времена. — Офицер — это не портсигар и не болонка, он не может «потеряться». В сохранившихся документах нет никаких упоминаний о гибели капитана Шкуренко. О его смерти от ранения или болезни. О его выходе в отставку или переводе в другую часть. Он просто исчез, как будто его и не было. — Война есть война. Пропасть бесследно мог не то что человек — полк. — Это при коммуняках полки пропадали, а в те времена… — Да не идеализируй ты те времена, ради бога. Усатые чудо-богатыри и интеллигентные офицеры, игравшие на роялях… Трогательная белогвардейщина. — Говори что хочешь, но человек исчез. Был, и нету. — Ерунда. Ты надергал с сайта документов и теперь разводишь конспирологию. Шкуренко твой мог отбыть в родовое имение или помереть от пневмонии. А ты думал, что в Главном военном архиве зафиксирован каждый чих? — Бравик пренебрежительно махнул пухлой ладонью. Потом он, словно вспомнив о чем-то, спросил: — Кстати, а как он выглядел? — Юферев пишет «энглизированный». Фигура гимнаста и нос с горбинкой. Еще я нашел в «Хрониках» ту фотографию, которую мы вчера открыли. И Гена подал Бравику распечатку. Понизу изображения шла строчка: Военные лекарi 40-й пехотной дiвизии Карского Отряда Русскихъ Войскъ. Когда они спустились к машине, Бравик похлопал по карманам и сказал: — Черт, забыл футляр от очков… Дайка ключ, я быстро. Гена дал ему ключ от квартиры, а сам завел двигатель и стал протирать стекла. Бравик поднялся на восемнадцатый этаж, открыл дверь, прошел на кухню и взял со стола распечатку страницы с фотографией врачей сороковой дивизии. Там, приосанившись, застыли люди в мундирах. Крайний во втором ряду был снят в профиль. Лицо еле угадывалось, фотография выцвела еще за десятки лет до того, как ее отсканировали в Главном Военном архиве. Бравик снял очки и, озабоченно сопя, рассмотрел распечатку. Потом он сложил лист вчетверо и спрятал во внутренний карман пиджака. * * * — Ты зачем поднимался? — спросил Гена, выехав на Котельническую набережную. — Забыл футляр от очков. — Ничего ты не забыл. — Хотел еще раз взглянуть на врачей. — И что? — Так, догадки. — Скажи-ка, а чем это Вовка так пугал Шевелева? — Пугал? — Шевелев сказал тебе, что Вовка иногда его просто пугал. — Он пугал Шевелева своими дикими выходками. — Чушь. Я в жизни не видел человека уравновешеннее, чем Вова. — И тем не менее. * * * Шевелев подлил Бравику чаю и сказал: — Я Вову знал неплохо. Мы познакомились в восемьдесят седьмом, в Шхельдинском альплагере. За ним всякое водилось, человек был непростой. А иногда просто с цепи срывался. Я только ему мог такое оставить без последствий. — Не понимаю. Володя был уравновешенным человеком. — Это точно — уравновешенным. Но выходки допускал совершено дикие. * * * Солнечным февральским днем, стоя у верхней опоры чегетской однокреселки, Шевелев пристегнул лыжи к рюкзаку и стал медленно подниматься к «Балде». Всю ночь шел снег, теперь «Балда» пышно белела, на ней еще не было ни одного следа. Внимательно рассматривая северный цирк, Шевелев медленно шел наверх. И тут его позвали: — Паш! Шевелев обернулся — его догонял Гаривас. Он шел налегке, его твинтипы «Scott» лежали на снегу, в ста метрах ниже. — Куда собрался? — подойдя, спросил Гаривас. — Не понял… Ты ж в Тырнауз поехал? * * * — Они с Трушляковой за час до этого поехали в Тырнауз. Я сам видел, как они садились в машину. Их Рустам повез, на белой «девятке». У Вовы сдох аккумулятор для камеры, а мы собирались на следующий день пройти от Гара-Баши до обсерватории, Вова хотел поснимать. Но у него аккумулятор совсем сдох, его хватало минут на двадцать. И они с Ксюхой поехали купить аккумулятор. — С кем? — Ксюха Трушлякова. Безумная девушка, досочница, ходит, дура, в одиночку всякими краями… Вова поехал в Тырнауз, и она с ним, за компанию. Она к нему неровно дышала, это все знали. Так вот. Часа в два мы с Фридманом и Дудкиным поднялись наверх. Собирались пройти от «Балды» до «Погремушки». — Паша, я не знаю этих ваших слов. — Сейчас. — Шевелев встал. — Я покажу. Он открыл шифоньер и достал большую истертую панорамную фотографию Чегета. На ней разноцветными пунктирами были размечены райдерские маршруты. — Вот, смотри. Мы хотели пройти отсюда, — Шевелев провел пальцем по одному из пунктиров, — вот сюда. Вдруг слышу: «Паш». Обернулся — Вова. При том, что они с Ксюхой на моих глазах сели к Рустаму в машину. Когда бы он успел вернуться? * * * — Вы вернулись уже, что ли? — Ага, — сказал Гаривас, — уже вернулись. — Аккумулятор купил? — Нет. Там только к «Кэннону» есть батареи. — Слушай, мы сейчас до «Погремушки». Присоединяйтесь, барон. — Прости, Паш, — сказал Гаривас. — В смысле? — Я тебя четыре раза уговаривал. — Ты чего? — недоуменно сказал Шевелев. Гаривас подтянул перчатку и сильно ударил Шевелева в лицо. Тот, гремя лыжами, повалился набок, капли крови забрызгали снег. |